И все содрогнулось… Стихийные бедствия и катастрофы в Советском Союзе

Летом 1988 года с чернобыльской катастрофы минуло два года, но и теперь ЦК и Совмин наотрез отказывались прислушаться к общественному мнению; ради удовлетворения энергетических нужд могучего государства правительство шло проторенной еще в брежневские годы тропой. Вместе с тем социально-политическая ситуация менялась куда стремительнее, чем могли заметить московские чиновники. Ученые и активисты устроили в Крыму первую массовую демонстрацию, мобилизуя общественность против планов по окончанию строительства на полуострове АЭС. Чернобыльский реактор был уже заключен в саркофаг, но теперь власти столкнулись с проявлениями открытого общественного недовольства, причем как на местах, так и на уровне целых республик. Очевидный успех саркофага омрачало то, что тысячи человек были вынуждены выживать в условиях постоянно высокого радиационного фона и невозможности достать незагрязненную пищу; на местных партийцев – также все более открыто выражающих свое недовольство – оказывалось политическое давление, чтобы те требовали от центральных властей перемен.

Впрочем, с Чернобыля проблемы этого периода советской истории только начинались. К 1988 году на передний план в полной мере вышли националистические страсти, экономика находилась в упадке, а на международной арене Советы уже явно уступали своим американским визави. А. А. Ярошинская, ставшая весной 1989 года народным депутатом СССР от Житомирской области, впоследствии писала, что вопросы Чернобыля поднимались теперь до крайности редко, поскольку депутаты со всех уголков страны искали поддержки в решении конкретных кризисных ситуаций – экономических, национальных, природных и многих других. Дело было не в том, что Горбачев намеренно пытался замять Чернобыль, а в том, что Чернобыль тонул в прочих проблемах, явившихся «печальным итогом семидесятилетнего хозяйствования однопартийной власти» [Ярошинская 2006: 71]. К микрофону на трибуне тянулась длинная очередь: множество делегатов желали высказаться по наболевшим вопросам. Новое стихийное бедствие очередным испытанием выпало на долю и без того изнемогающего государства с недовольным им народом.

Землетрясение на южных окраинах Советской страны едва ли было в новинку, однако в силу времени и места бедствие грянуло в контексте чрезвычайно сложной ситуации. Декабрьское землетрясение 1988 года поразило уже и без того сотрясаемую этническими столкновениями Армению. По всему Закавказью вплоть до Баку на побережье Каспийского моря вспыхивали все новые очаги межнациональной вражды, оказавшейся слишком ожесточенной, чтобы горбачевский режим сумел с ней совладать[604]. Таким образом, советская власть столкнулась сразу с двойной проблемой: с этническими распрями и стихийным бедствием. За границей же землетрясение прогремело в новостях, и, в отличие от Чернобыля, когда Советы нехотя принимали международную помощь, на этот раз гуманитарная помощь приветствовалась безоговорочно; этот феномен даже окрестили «падением гуманитарной стены»[605]. К тому же во время обсуждения плана действий партийные консерваторы то и дело указывали Горбачеву на трудности с готовящимися реформами, затрудняя тем самым и оказание помощи пострадавшей Армении.

Как и в предыдущих главах, в этой я также хочу подчеркнуть, что стихийное бедствие – не внешнее событие, внезапно карающее людей, но неотъемлемая составляющая исторически сложившихся закономерностей. Несмотря на происходившие перемены и вызванную ими неразбериху, на все организационные просчеты и невысокое качество советского цемента, за что его многократно критиковали, – несмотря на все это, восстановление городов и возвращение людей к нормальной жизни продвигалось своим чередом. Героических спасательных операций прежних времен нынче уже не было, и Советский Союз еще несколько лет разбирался с последствиями спитакского землетрясения 1988 года, в очередной раз вылившегося в проблемы на всех уровнях общества. Ведь требовалось не только восстановить разрушенные дома в Армении, но и разместить беженцев в Москве или организовать сбор средств в Латвии. Некоторым республикам пришлось пересмотреть свои отношения, поскольку грянувшее землетрясение вынуждало их продолжать сотрудничество вплоть до самого заката Советского Союза. В этой связи землетрясение можно рассмотреть в трех небезынтересных аспектах. Во-первых, можно увидеть в спасательных мероприятиях предлог для Армении начать переговоры с Москвой о пересмотре взаимных отношений; во-вторых, посмотреть, как землетрясение затронуло другие республики – не только в качестве позитивной силы, способствовавшей движениям за независимость, но и как экономическое бремя, возложенное на республики в смутное время; в-третьих, изучить судьбу эвакуированных, нередко оказывавшихся покинутыми на другом конце Советской страны.