В ходе большей части мероприятий в Чернобыле казалось, что время и впрямь замерло. Катастрофа грянула на заре перестройки, но для работы над преодолением ее последствий режим избрал все те же инструменты, которые ему достались от прежней власти; на практике же нынешнее руководство страны во многом оказалось медлительнее и неповоротливее того. После ташкентского землетрясения Брежнев со товарищи срежиссировали информационную кампанию, выходящую далеко за рамки традиционного советского замалчивания. Жесткие цензурные ограничения касательно сообщений о катастрофах нарушены не были, но московские и ташкентские чиновники с энтузиазмом и смекалкой подготовили своего рода пресс-релиз. В Чернобыле же и в помине не было никакой золотой середины: правительство Горбачева изначально практически не комментировало случившееся, культивируя обезличенное молчание в прессе – печально знакомое с прежних советских времен; с нынешним же временем ничего не менялось, пока разгневанная общественность не прорвала баррикады молчания, добившись возможности говорить о трагедии.
Что характерно, обсуждение принимало самые разнообразные формы – националистические, державные, реформистские и так далее. Осваиваясь в новой действительности непрестанной катастрофы, республики старались защитить каждая свои интересы, совместными усилиями приближая крах общего государства. К этому относились как центробежные националистические настроения, назревавшие уже давно, так и вопросы формальной юрисдикции касательно ресурсов, требовавшихся пострадавшим областям для преодоления страшных последствий катастрофы.
Нельзя также упускать из виду и державный аспект. Несмотря на явное недовольство в обществе, мысль о том, что лишь по-настоящему великая держава может совладать с подобной катастрофой, все же оставалась достаточно популярна. Логика здесь была довольно неуклюжей: лишь великая держава может справиться с величайшей трагедией, которую сама же и породила. И тем не менее эта идея в обществе закрепилась. Дезактивация зоны отчуждения теперь подавалась как очередной масштабный инженерный проект, вроде огромных ГЭС, во множестве строившихся Советами; разве что теперь вместо обуздания природы Советское государство силилось обуздать само себя. Судьба практически всех солдат и рабочих, побывавших в Чернобыле, сложилась трагически, но о них писали с тем же энтузиазмом, что и о подвигах стройбригад на БАМе или на восстановлении Ташкента. Уже в совершенно иную эпоху, с новыми лицами у руля и грандиозными планами по обновлению курса, Советское государство действовало по все тем же – проверенным временем, как считалось, – лекалам.
Реформистское же движение имело не просто антидержавную направленность, поскольку и сами недовольные расходились между собой в нюансах. Но в общем и целом все сходились на том, что с системой творится что-то неладное; компартия потерпела сокрушительное поражение, но еще не все было потеряно. Как мы видели на примере барышень в Крыму, из недовольства бюрократической системой отнюдь не вытекало недовольство и советской наукой. Ведь те протестующие явно не желали решения чернобыльских проблем путем иностранной интервенции. Во время протестов вокруг Крымской АЭС громче и авторитетнее прочих звучало мнение ученых, то есть людей, в общем-то, совершенно простых, получивших то же советское образование, что и все остальные. И в этом отношении гражданские активисты были теснейшим образом связаны с государством, их породившим. Да, они имели к государству серьезные претензии и через протесты вокруг чернобыльской катастрофы с небывалой силой их выражали; но это вовсе не означает антигосударственных настроений, пусть даже в массе своей они и не присоединялись к триумфальным дифирамбам в адрес советских инженеров.
Уже вскоре обсуждение будущего атомной энергетики в западных республиках Советского Союза переплелось с новой катастрофой – землетрясением в Армении. Памятуя об оказанной армянами братской помощи после Чернобыля, украинцы теперь не могли не ответить взаимностью. К счастью, Армянская АЭС выстояла при мощнейших толчках, и нового страшного взрыва не последовало, но огромная часть Армении была превращена в руины. Хоть львиная доля усилий и прилагалась к ликвидации последствий взрыва четвертого энергоблока – не только в Чернобыльской зоне, но и на всей загрязненной территории Украинской, Белорусской и Российской союзных республик, – советское правительство в том же духе принялось за дело и в Армении. Но на этот раз что-то явно должно было отличаться.
6. Декабрь 1988 года: Армения