И все содрогнулось… Стихийные бедствия и катастрофы в Советском Союзе

Азербайджанцы из села Сарал в Спитакском районе обратились к Кремлю с коллективным заявлением о том, что их насильно выдворяют с родной земли – это началось еще до землетрясения и продолжилось после. Кроме того, селяне с возмущением указывали, что ни от кого не получали никакой помощи в связи с трагедией. В помощи, полагавшейся всем жертвам трагедии, им было отказано ввиду того, что они добровольно согласились перебраться в азербайджанское село Чардахлы[657], так что жаловаться им было не на что[658]. После землетрясения им многократно сообщали, что раз они покинули Сарал еще до землетрясения, то ни на какую компенсацию за утраченное имущество они претендовать не могут[659]. Сами же азербайджанцы заявляли, что часть жителей действительно покинула Сарал еще до землетрясения – пользуясь в том «деятельной поддержкой» со стороны местных чиновников. Менее чем за десять дней до землетрясения их согнали в автобусы и отправили вон из деревни; по пути колонну атаковала банда вооруженных армян[660]. Эти азербайджанские селяне явно более не питали гордости за свою принадлежность к великому социалистическому государству; место, где они жили, напоминало скорее затерянный где-то на границе с Афганистаном кишлак.

Подробно события, связанные с Саралом, разбирает Марк Эли, обращая внимание на ряд важных тем: во-первых, уже сам факт, что Сарал – это село, означает, что официальные восстановительные мероприятия, направленные сугубо на города, этих мест не затрагивали [Elie 2013: 48]; во-вторых, перемещение населения в связи с землетрясением оказывалось не самостоятельным событием, но встраивалось в длившийся годами процесс выдворения азербайджанцев из Армении и армян из Азербайджана – так что и конкретная высылка жителей Сарала, и общее отношение к такого рода событиям отнюдь не являлись следствием только лишь стихийного бедствия [Elie 2013: 73]; наконец, Эли особо заостряет внимание на том, что грянувшее землетрясение сделало беззащитными группы, представляющие меньшинство, подарив большинству удобную возможность воспользоваться их уязвимым положением – местные чиновники проводили махинации с компенсациями за разрушенные дома выдворяемых азербайджанцев, перераспределяя удобным им образом средства, которые в противном случае могли быть пущены на восстановление. Подобные соображения возвращают нас к тем теоретикам катастроф, что делают особый акцент на уязвимости во время несчастий [Elie 2013: 70–71]. В целом же проблемы вынужденных переселенцев проистекали из того, что они были азербайджанцами на армянской земле.

Армяне, эвакуированные в РСФСР и другие республики, более не страдали от последствий землетрясения, однако их новые жилищные условия оставляли желать лучшего. В 1990 году Совмин Армянской ССР сообщил, что более трехсот человек регулярно ночуют в коридорах армянского представительства в Москве. Среди них было и множество бежавших от погромов из Баку, но очень скоро уже стало практически невозможно отличить одних от других.

Эвакуированные из-за землетрясения в отчетах по переселенцам из Азербайджана отдельно не выделялись, но при общем разборе эвакуационной ситуации всплывали многочисленные недочеты и неудачи, чрезвычайно напоминающие ташкентские. Руководство страны спустило министерствам нормативы (в данном случае с числами, кратными пяти), регламентирующие количество жилья, требовавшегося для размещения приписанных к тому или иному министерству переселенцев[661]. Министерства же, в свою очередь, сталкивались с тем, что переселенцы желали попасть в Москву или ближнее Подмосковье, наотрез отказываясь от других вариантов[662]. Им, как горожанам, представлялась оскорбительной мысль о переселении в сельскую местность[663]. Иными словами, выразив готовность переселить пострадавших, Кремль – как некогда уже было после ташкентского землетрясения – столь же ясно дал понять, что не желает массового размещения эвакуированных ни в советской, ни в бывшей имперской столицах[664]. Ведь высокая концентрация переселенцев в столице грозила в том числе и политическими последствиями, как, например, в январе 1990 года, когда почти отчаявшиеся беженцы стали собирать несанкционированные митинги в центре Москвы. Чиновники считали, что этого можно было избежать, если бы людей распределили по отдаленным от столицы населенным пунктам[665]. Кроме того, министерства несли ответственность и за трудоустройство своих переселенцев – задача в перестройку крайне незавидная. И вместе с тем «подавляющее большинство» эвакуированных от предложенной им работы отказывалось[666]. Ситуация перекликалась со сложившейся после ташкентского землетрясения, когда переселенцы выборочно принимали или отвергали предлагаемую им помощь.