И все содрогнулось… Стихийные бедствия и катастрофы в Советском Союзе

В подобных предложениях землетрясение использовалось в качестве рычага, при помощи которого можно было бы оторвать Ереван от Москвы, однако в некоторой степени они совпадали с московскими интересами. В результате перестройки и волнений последний лет, сотрясших всю Советскую империю, Москва присматривалась к новым экономическим направлениям в масштабах всего Советского Союза. Полным ходом прорабатывались разнообразные планы, нацеленные на укрепление как самоуправления, так и самофинансирования республик. Впрочем, задача реформирования – или, точнее сказать, «демонтажа» – всей экономической системы решалась отнюдь не беспроблемно. Партийное руководство опасалось, что если Армения получит специальные тарифы на импортные товары, то Советский Союз перестанет быть федерацией с единым экономическим пространством[676]. В Министерстве внешних экономических связей сомневались в целесообразности наличия у Армении собственной тарифной системы, учитывая отсутствие внутренних тарифов между республиками[677]. В дополнение к этим замечаниям, глава недавно созданной Комиссии по чрезвычайным ситуациям не верил, что Армении под силу самостоятельно выйти из кризиса. Данная позиция зиждилась на анахронических установках, гласивших, что помощь может прийти лишь изнутри, но не извне[678]. Подобные замечания министерских чиновников к плану восстановления Армении (а вернее – открытое его неприятие) были вполне ожидаемы, с учетом мощного потока международной помощи, хлынувшего практически сразу после трагедии.

Первым сообщением о международной помощи стала восторженная публикация в «Правде» о готовности прислать спасателей Кубы – того самого Острова свободы, что чуть позже с распростертыми объятиями примет чернобыльских детей[679]. Но усилия кубинцев вскоре ушли в тень на фоне планов помощи западных стран; скажем, о чрезвычайно удачной кампании по сбору средств, проведенной в Великобритании, писали даже в «Правде»[680]. С одной стороны, помощь официально выставлялась в качестве фундаментально нового направления в международных отношениях[681]; с другой же – западная помощь нередко описывалась в прессе на контрасте с советской, с указанием на неудачи последней[682].

Впрочем, и с международной помощью, несмотря на ее значимость, не все проходило безупречно. Так, Норвегия направила в Спитак быстросборные домики для своих рабочих, занятых на строительстве местной больницы, но, как выяснилось впоследствии, посылку перенаправили в Ленинакан[683]. Заслуживает упоминания и случай с Миланским торговым союзом, в дополнение к финансовой помощи приславшим еще и технику для выпечки хлеба и в целом приготовления пищи. В декабре 1989 года пришлось вмешаться даже итальянскому посольству: выяснилось, что печи исправно доставили по месту назначения, где они так и остались стоять без дела, вверенные лишь неблагоприятным климатическим условиям. В посольстве обратились к советским властям с просьбой связаться по этому вопросу с армянской стороной, совершенно не понимая, сколь мало москвичи могли повлиять на реальную ситуацию в Армении[684].

Тесную связь между гео– и гуманитарной политикой демонстрирует пример Великобритании. В 1990 году Маргарет Тэтчер посетила Советский Союз, где, в числе прочих мероприятий, было запланировано посещение школы имени лорда Байрона в Ленинакане – подарка армянам от английского народа. Явление Тэтчер бросало тень на столь пестуемый советским генсеком образ лидера, тут же оказывающегося в гуще событий и решающего все проблемы на глазах ликующей толпы[685]. Но народ с ликованием встречал именно ее; при этом, пользуясь случаем, многие держали транспаранты, в том числе и осуждавшие медлительную реакцию властей[686]. Тень также легла и на привычную практику советских переименований: уже вскоре Ленинакан (с 1924 года носивший имя вождя мирового пролетариата) вновь станет Гюмри, а пока в нем лишь одна улица[687] после визита госпожи премьер-министра получила ее имя.

Помимо помощи с ресурсами, международное внимание помогло возродить некогда столь важную советскую общественную организацию, как Красный Крест и Красный Полумесяц. По странной иронии настойчивое желание сохранить советские общественные объединения – деятельность которых вместе с тем почти полностью подавлялась московскими государственными институциями – обеспечило Советскому Красному Кресту эффективную организационную структуру, что позволит ему, когда настанет час, с легкостью включиться в деятельность Международного Красного Креста. Советский Красный Крест сыграл определенную роль уже в Чернобыле, но в полной мере возродился только в Армении. После этого организация стала активно участвовать в ликвидации последствий и чернобыльской катастрофы, и железнодорожной аварии в Башкирии, и землетрясения в Таджикистане в январе 1989 года. Впервые с двадцатых годов Советский Красный Крест сотрудничал со своими международными соратниками, внимательно изучавшими работу советских визави.