И все содрогнулось… Стихийные бедствия и катастрофы в Советском Союзе

В силу наличия в спасательных и восстановительных операциях в Армении элементов политического и дипломатического плюрализма, прежде отсутствовавших в подобных ситуациях, искушение рассматривать правительственную реакцию на бедствие как символ перестройки и гласности весьма велико: новые экономические веяния и международная открытость проявлялись после землетрясения отчетливо. И тем не менее однозначно охарактеризовать правительственные меры столь общими понятиями, теснейшим образом связанными с пребыванием на посту генерального секретаря Горбачева, означает упустить из виду как едва заметные, так и весьма существенные детали, благодаря которым Советский Союз менялся год за годом и месяц за месяцем (а не только от одного правительства к другому). Ведь и Чернобыль грянул в эпоху перестройки, но ситуация в Советском Союзе 1986 года сильно отличалась от сложившейся в стране к моменту, когда задрожала армянская земля. Так что вместо перестройки как чего-то единого нам, пожалуй, следовало бы говорить о ранней, средней или поздней перестройке. Но даже при таком подходе из внимания ускользает региональная специфика – ведь очевидно, что Украину с Арменией волновали разные проблемы, – которая, возможно, из Москвы и представлялась второстепенной, но вместе с тем определяла исход той или иной ситуации непосредственно в регионах. Перестройка, несомненно, оказала влияние на события в Армении, но это чересчур обобщающее понятие не должно отвлекать внимание исследователя от радикальных региональных расхождений и временных различий, благодаря которым может показаться, что между 1986 годом на Украине и 1988-м в Армении прошли десятилетия. Время при Горбачеве шло нелинейно.

Заключение

Бедствия и в наши дни провоцируют горячие общественные и культурные дебаты. 7 июля 2012 года в результате мощнейшего наводнения оказалась затоплена большая часть города Крымска в Краснодарском крае. Вода все прибывала, уничтожая квартал за кварталом, а итоговое количество жертв превысило сто семьдесят человек. Приходили известия о все новых погибших, о нерешительности проводившихся спасательных мероприятий; в СМИ сообщали о растущем негодовании действиями правительства. Компенсировать бездействие властей прибыли многочисленные добровольцы, встревоженные судьбой пострадавших и горящие желанием указать на слабости Российского государства. Как писал репортер оппозиционной «Новой газеты», «у народа и власти исчезла общая коммуникационная среда»[700]. В международной прессе – к примеру, в «Нью-Йорк таймс» – до последнего замалчивавшийся Чернобыль сравнивали с моментально облетевшим все новостные агентства Крымском[701]. Звучали даже более смелые суждения, согласно которым добровольцы являлись «наброском гражданского общества нового типа», а развернутая ими деятельность – двигателем «идеи гражданской самоорганизации, с ответственностью и заботой друг о друге и в конечном счете с возможностью влиять на то, какую политику проводит Россия»[702]. Швейцарская «Neue Zürcher Zeitung» опубликовала статью о том, что Кремль страшится нового русского Bürger (то есть гражданина): «Кремль всегда нуждался в подданных, но эти подданные уже давно – граждане»[703].

Катастрофическое наводнение в Крымске и спровоцированные им комментарии ярко иллюстрируют не только значительные перемены, произошедшие за минувшие годы, но и масштабы оставшегося за этот период неизменным. Как и ранее, лейтмотивом в обсуждении решений нынешнего правительства остается неспособность адекватно ликвидировать последствия катастрофы. Но другой, не менее часто повторяющийся мотив – это желание противопоставить недостаткам современного бюрократического государства деятельность организованного сообщества добровольцев, заполняющих пробелы, образованные из-за бюрократической волокиты, и ожидающих взамен большего влияния на политическую жизнь страны. Деятельность этих энергичных добровольцев в 2012 году свидетельствует о неспешном пробуждении российского общества от затянувшейся спячки. Некоторые исследователи считают даже, что этот сон продолжался целое тысячелетие; другие – что он был вызван коллективным снотворным, принятым около 1917 года. Колумнист «Нью-Йорк таймс» ясно дает понять, что подобная добровольная деятельность чужда духу советских лет. И вместе с тем все это – лишь вариации тропа «государство versus общество», привычно преобладающего в исследованиях о жизни в Российской Федерации.