И все содрогнулось… Стихийные бедствия и катастрофы в Советском Союзе

Социальные и политические обстоятельства армянского землетрясения были уникальны по многим причинам. Советскому Союзу впервые пришлось столкнуться с двумя масштабными катастрофами одновременно. Ведь несмотря на прошедшие со взрыва на ЧАЭС два года, связанных с ним проблем стало немногим меньше, поскольку уровень загрязнения был стабильно высок и распространялся на огромные территории. Справиться в Армении в одиночку, подобно брежневскому правительству в Ташкенте, у нынешнего Советского государства, ослабленного экономически и издерганного непрерывным политическими волнениями, дошедшими уже до Москвы, надежды было немного. К сожалению, несмотря на все уроки, что можно было из всего этого извлечь, Горбачев и его советники сами шли отнюдь не в перестроечном темпе. Вместо этого они заручились пыльной советской методичкой, словно бы найденной кем-то в допотопном сундуке, и силились воодушевить советских граждан ее давно затертыми идеями – о дружбе народов, о строительных квотах, о триумфальных известиях об очередном подвиге героических стройбригад. Пожалуй, оперативное возведение саркофага и впрямь заставило на время вновь уверовать, что советским инженерам до сих пор под силу «взять штурмом любую крепость». Но прогремевшее следом землетрясение в Армении, принесшее огромные разрушения, не предоставило советской прессе ни единого серьезного и успешного проекта, которым можно было бы подчеркнуть победу Советского государства над трагедией. Вместо этого Горбачеву пришлось довольствоваться второстепенной ролью, в то время как армяне пытались решить свои проблемы самостоятельно, используя национальное горе для подъема национального движения. Так что в подобных обстоятельствах, решив более ярко проявить себя в Армении по сравнению с Чернобылем, Горбачев в глазах общественности лишь яснее подчеркивал слабость нынешней власти.

Вместо того чтобы в очередной раз указать на значимость прославленного советского лозунга, землетрясение еще более подорвало идею дружбы народов, в особенности между Арменией и ее соседями. В Ашхабаде дружба народов носила региональный характер, поскольку ярче всего проявлялась в отношениях между представителями среднеазиатских республик. Спитакское землетрясение, напротив, стало свидетельством упадка подобной дружбы, наиболее отчетливо заметного на примере двух закавказских соседей – Армении и Азербайджана. Не землетрясение внесло раздор между армянами и азербайджанцами, поскольку вражда тлела уже более года; бедствие лишь выдвинуло на передний план сложность сложившейся ситуации вкупе с полным отсутствием внутреннего ее решения. Землетрясение еще более усилило разочарование южных народов в СССР.

Если о межэтнических конфликтах на закате советской эпохи знают все, то о международном аспекте спасательных операций последних советских лет мало кому известно. Несмотря на консервативную приверженность одряхлевшим максимам, советское правительство не препятствовало международной помощи в Армении, что, безусловно, позволило армянам обратиться к соплеменникам по всему миру в надежде добиться как восстановления, так и большей политической независимости от Москвы. Сверх того, именно в Армении советские граждане впервые столь массово столкнулись с западным миром. Эти люди уже давно привыкли к западным товарам или советским фильмам, снятым в западной манере, но сами крайне редко сталкивались с Западом непосредственно, если только не оказывались там. После землетрясения Армения превратилась в выездной штаб ООН – своего рода крошечный многонациональный анклав. Конечно, международная помощь не всегда была так уж эффективна – что-то терялось в пути, что-то могло остаться лежать на складах, – но благодаря ей был привнесен социальный аспект, которого недоставало в предыдущих бедственных ситуациях. Способствовав появлению широких международных связей и планов вроде независимого зарубежного представительства, землетрясение в Армении еще сильнее подстегнуло центробежные процессы, обуздать которые Горбачев уже не мог.