И все содрогнулось… Стихийные бедствия и катастрофы в Советском Союзе

К сожалению, найти подробную информацию о производстве фильма М. К. Каюмова не представляется возможным. Вместе с тем стоит заметить, что съемки документальных лент о том или ином бедствии порой вызывали ожесточенные дискуссии. Так, в 1970 году в Дагестане случился мощный подземный толчок, уничтоживший тысячи домов. Российское отделение Госстраха обратилось к Дагестанской киностудии с просьбой снять документальный фильм о случившемся. Однако же проблемы с лентой начались уже на стадии выбора названия. Директор киностудии получил служебную записку, в которой ему и всем занятым на съемках вменялось в вину, что он «забыл», кто заказал ему фильм, и напоминалось, что его задача – выполнить поручение министерства. В Москве были весьма раздосадованы сменой названия фильма с «Руки помощи» на «Требуется помощь»; ведь если первоначальный вариант указывал на уже оказанную правительством помощь, то новый предполагал, что таковая до сих пор оказана не была. Также режиссеру предлагалось ответить, отчего в его фильме показаны улыбающиеся люди, когда стряслась такая беда[220]. Сетовал на съемочную группу и автор оригинального сценария: ведь фильм задумывался идеологически целостным, подчеркивающим роль партии и страхования, благодаря которым удалось преодолеть последствия трагедии[221]; по сценарию камера как бы «входила» в новопостроенный дом, где глава семьи должен был рассказать о помощи, предоставленной страховой компанией[222]. Судьба ленты неизвестна, но местным режиссерам все же достало мужества противостоять идеологическому давлению сверху.

Помимо кино ташкентское землетрясение довольно часто фигурировало как в художественных произведениях, так и в исследовательских монографиях. Скажем, В. М. Песков, рассказ которого о Ташкенте был опубликован в англоязычном журнале «Soviet Life», три года спустя включил его и в сборник своих очерков [Песков 1969: 267–281]. Песков облетел на самолетах и вертолетах весь Союз и предлагал читателю как бы панорамный обзор Советской страны. Описание ташкентского землетрясения встало в один ряд с путевыми заметками о Ясной Поляне Льва Толстого и берегах «тихого» Дона. Картины городских разрушений, пусть и в сопровождении рассказов о героических усилиях по их восстановлению, помещаются здесь бок о бок с описаниями красоты природы[223]. Хаотическая мощь землетрясения нивелируется в травелоге Пескова безмятежностью природы.

В 1970 году Н. И. Корнилов опубликовал свой «Ташкентский дневник», где особая роль отводилась теме дружбы народов [Корнилов 1970][224]. В том же году Союз архитекторов Узбекистана выпустил брошюру, в которой землетрясение рассматривалось в широкой исторической перспективе. В духе уже описанных выше цензурных ограничений в брошюре приводились конкретные цифры ущерба, нанесенного землетрясением жилым постройкам города, но умалчивалось о количестве человеческих жертв [Алдылов, Максумов, Турсунов 1970: 23]. Еще спустя десятилетие Т. М. Чихов и В. И. Журавлев выпустили небольшую книжицу, в которой воздавали должное солдатам, помогавшим отстраивать новый город-спутник – Сергели [Чиков, Журавлев 1976]; как и всегда при бедствиях, солдаты играли в ташкентских событиях чрезвычайно важную роль.

Параллельно с означенными магистральными темами в двух публикациях того времени предлагалось и иное понимание ташкентских событий. Это вышедшая в 1970 году в Туле работа И. М. Орехова «Великий хашар» и статья «Ташкентский хашар», опубликованная в 1972 году в журнале «Новый мир» [Орехов 1970; Матчанов 1972]. Наиболее близким эквивалентом узбекскому слову хашар будет, пожалуй, «гражданское общество», но в то же время это и «община» – в духе понятия Gemeinschaft, по Фердинанду Тённису[225], противопоставлявшему последнее термину Gesellschaft, что означает более крупное, скорее городское общество[226]. Советские же авторы предложили читателям свое понимание этого узбекского феномена. Так, автор статьи в «Новом мире» Н. М. Матчанов определяет хашар следующим образом: «…это наш замечательный народный обычай: односельчане, соседи собираются, чтобы сообща помочь человеку построить дом, заложить сад, прорыть арык» [Матчанов 1972: 214]. Схожую, но еще более широкую дефиницию дает и Орехов. Зачастую, говорит он, так называют ситуации, когда на помощь призываются близкие – соседи, братья, сестры. Однако в этом случае хашар уже не ограничен коммунальными и строительными нуждами лишь в махалле или кишлаке, но включает даже «Фархадскую гидроэлектростанцию и тысячи километров дорог». Даже Большой Ферганский канал, «строившийся 160 000 рабочими», – и тот считался хашаром. Орехов вообще предлагал все крупнейшие советские инженерные проекты считать хашарами [Орехов 1970: 21].