И все содрогнулось… Стихийные бедствия и катастрофы в Советском Союзе

Важнейшую роль в процессе возведения новых зданий играл комсомол. Все авторы статей и воспоминаний восхваляли молодых людей, сразу после трагедии помогавших занятым предотвращением массовой паники и мародерства властям поддерживать порядок на улицах [Орехов 1970: 12]. Но, помимо всеобщих дифирамбов, деятельность комсомольцев также была примечательна своей сумбурной беспорядочностью. Проглядев протоколы комсомольских собраний, историк выяснит, что руководителям ячеек с трудом удавалось хоть как-то заинтересовать молодых людей общим делом. Углубившись в изучение деятельности комсомольцев, исследователь довольно скоро обнаружит, что она имела мало общего с официальными лозунгами и идеями, и речь тут в большей степени идет о постижении молодыми людьми жизни незнакомого города и самих себя, а также о границах авторитарного контроля в повседневной жизни. Всевозможные проблемы комсомольцев отчасти были вызваны трудностями в приспособлении к чуждой узбекской среде; молодые люди ехали за тридевять земель, что, естественным образом, выливалось в разного рода проблемы с общением.

Но отправляться в путь приходилось не только строителям и комсомольцам: партия организовала массовую эвакуацию пострадавших из Ташкента. Какие-то семьи просто перевезли в соседние узбекские города, другим же пришлось перенести вояж в далекую Украину и прочие республики. Местные пионерлагеря и санатории были спешно переоборудованы в «эвакуационные гостиницы» – их стандартная роль при любых бедствиях. Процесс эвакуации четко регулировался указаниями из Москвы, в которых строго прописывалось количество людей, перевозимых в тот или иной город. Но, несмотря на четко прописанный на бумаге план, на практике эвакуация обернулась новой головной болью из-за массовых жалоб на неудачное географическое распределение.

Градостроительные планы и проекты развития города до землетрясения свидетельствуют о том, что идея перестройки Ташкента высказывалась и прежде. Землетрясение же вынесло внутренние обсуждения на публику, поскольку архитекторы принялись описывать каждый свое видение нового города, с указанием даже конкретных строительных материалов, планов новых улиц и монументов. Ф. В. Гладков еще в двадцатые годы воспел в одноименном романе цемент в качестве строительного материала, метафорически указывая на рабочий класс как фундаментальную основу общества. Главный герой романа Глеб Чумалов обращает к рабочим следующие слова: «Мы – производители цемента. А цемент – это крепкая связь. Цемент – это мы, товарищи, рабочий класс» [Гладков 1958: 62]. К пятидесятым-шестидесятым годам цемент уже не считался всего лишь крепким материалом, обладающим метафорическими параллелями, но стал теперь пластичной и эстетически ценной субстанцией; архитектурные и эстетические его достоинства как раз и обсуждали ташкентские градостроители, оглядываясь на современные веяния в европейском зодчестве[244]. Пусть Ташкент на глубину тысяч километров скрывался за железным занавесом, но в высказывавшихся идеях вполне сочеталось влияние как Москвы, так и Западной Европы.

В 1964 году журнал «Строительство и архитектура Средней Азии» опубликовал статью А. Мухамедшина под заголовком «Ташкент завтра», которая была проиллюстрирована фотоснимками, противопоставлявшими улицы старого города смоделированному плану нового Ташкента[245]. Вся прошлая архитектура города являла собой «бесконечное переплетение тесных, душных улочек, глухие глинобитные заборы и пыль, пыль». Новый же город будет совсем иным: «древний Ташкент» изменится «до неузнаваемости», преобразившись в огромный и современный «город-сад» [Мухамедшин 1964: 9–10]. Подобные же воззрения были представлены на Всесоюзном архитектурном конкурсе, объявленном в 1964 году на составление нового генерального плана Ташкента [Мерпорт 1976: 1–6]. В том же году эксперты изучали возможности развития транспортной инфраструктуры города: именно тогда впервые всерьез заговорили о том, что помимо новых автобусных маршрутов Ташкенту не помешал бы и метрополитен[246].