И все содрогнулось… Стихийные бедствия и катастрофы в Советском Союзе

Касались при обсуждении градостроительных планов и сейсмологических характеристик города: один архитектор выразил сомнение, что Ташкент в этом отношении абсолютно безопасен, на что И. Н. Бурштейн парировал, что представления о сейсмической активности в данной области сильно преувеличены. Согласно имеющейся статистике, с 1953 по 1958 год в Ташкенте не было ни единого землетрясения сильнее пятого уровня, а за последние пятьдесят лет – сильнее седьмого (шкала измерений здесь не совсем ясна, однако в целом она отражает данные шкалы MSK-64[247], на которую ссылается Уломов; так, при толчках пятого уровня ощутимо дрожат здания, при толчках седьмого с полок падают крупные предметы, а ветхие постройки начинают рушиться; девятый же уровень чреват всеобщей паникой) [Бурштейн 1964: 36]. В силу же преувеличенного уровня опасности, продолжал он, стоимость строительных работ взлетела и возвести что-либо в Ташкенте стало на порядок труднее [Бурштейн 1964: 37]. Бурштейн чудовищно ошибался, но, по счастью, ничто не свидетельствует о том, что его положения были одобрены.

Позже, в январе 1966 года – всего за несколько месяцев до землетрясения, – узбекские власти обратились к Москве, заявляя о необходимости скорейшей реконструкции Ташкента. Председатель Совмина республики Р. К. Курбанов писал, что у многих в домах не работает водопровод, и просил предусмотреть дополнительные расходы на строительные работы[248]. Он выражал глубокую обеспокоенность тем, что даже одноэтажные строения в самом центре города не отвечали «элементарным хозяйственно-санитарным нормам». Срок эксплуатации этих «сейсмически небезопасных» домов дореволюционной постройки уже давно вышел. Назрела необходимость, утверждал он, «приступить к реконструкции центра, главных магистралей и площадей города»[249]. Чиновники и архитекторы в один голос призывали преобразить Ташкент. И в этом смысле землетрясение пришлось весьма кстати, предложив своего рода природную помощь в расчистке будущих стройплощадок[250]. Как замечает один из комментаторов, бульдозеры просто доделывали начатое природой[251].

Итак, планы городского переустройства имелись и раньше, но теперь, когда со всех концов Союза в Ташкент стекались строительные бригады, ребром вставали насущные технические и эстетические вопросы. Каким образом поддержать баланс между старинными одноэтажными домиками и современными новостройками в несколько этажей? Каким образом сохранить историческое наследие, не создавая при этом из махалли культурного гетто? Каким образом уравновесить пластичность бетона и монотонность городской застройки, которую несет обилие однотипных конструкций из него? Рядового читателя с данными вопросами знакомила «Правда Востока», а специалиста, пристально следящего за развитием дискуссии, – профильный журнал «Строительство и архитектура Узбекистана».

В соответствии с духом времени, узбекские архитекторы мечтали возвести в Ташкенте громадные небоскребы, способные выстоять при регулярно повторяющихся толчках. Помимо очевидного советского монументализма, еще один аспект заключался в желании по возможности сдержать темпы советской урбанизации, с двадцатых годов кратно увеличившей площадь городов, так что уже к шестидесятым количество городских и сельских жителей сравнялось [Lewin 1988: 31][252]. При уменьшении же количества запланированных многоэтажек городская территория распространилась бы на пару тысяч квадратных километров, отодвигая границы города на тридцать, а то и тридцать пять километров[253]. Тогда жителям пригорода пришлось бы затратить на дорогу туда и обратно куда больше времени. Во избежание подобных неудобств один из проектов как раз и предусматривал, что одно– и двухэтажные здания будут обеспечивать лишь 10 % жилой площади города. Но, конечно, небоскребы невозможно было одобрить без должного обсуждения. Так, «в защиту» одноэтажных домов выступила З. Н. Чеботарева, считавшая, что они вовсе не заслуживают таких эпитетов, как «феодальные» или «реакционные», являясь, напротив, своего рода новаторством. Ташкенту стоило поэкспериментировать с отдельными квартирами и садами. Такие дома, утверждала Чеботарева с оглядкой на западные архитектурные веяния, давно успешно применяются во многих городах Англии и ФРГ [Чеботарева 1974: 18].