Франция была связана с работами в Ташкенте также и тем, что французской компании поручили построить фабрику, производящую готовые элементы конструкций, чтобы ускорить возведение жилых домов. Хоть Франция и была западной державой, но держалась в известной мере независимого курса, так что Советский Союз мог позволить себе заручиться поддержкой французских специалистов [Meuser, Börner, Uhlig 2008: 43]. Энтузиаст панельного домостроения, успешно построивший несколько таких кварталов в послевоенном Париже, Раймон Камю со своей фирмой был приглашен сделать то же в СССР [Camus 1956][266]
. В самом Ташкенте данное приглашение восприняли неоднозначно. Оппоненты утверждали, что советскому производству вполне по плечу справиться с работой и самостоятельно. А в Минстройдормаше – в чьем ведомстве находились подобные строительные проекты – указывали, что французская техника требует чрезмерного объема ручного труда и что в целом она «существенно отстает по качеству от отечественной». Более того, в министерстве утверждали, что было «в принципе ошибочно» заказывать это оборудование, не дав советским специалистам прежде изучить его[267]. Впрочем, все подобные возражения не имели достаточного веса, и решение о контракте с французской компанией осталось в силе. Помимо прочих преимуществ этой сделки, благодаря приобретенной технике советская система получала шанс познакомиться с лучшими образчиками «новейшей зарубежной техники»[268]. Так и получилось, что ташкентские многоквартирные дома строились из импортных парижских компонентов.Конструирование домов из сборных элементов, казалось бы, подрывает саму идею архитектурного эксперимента с бетоном, превращая его всего лишь в подходящий для ускоренного массового строительства материал. В масштабах страны советские власти прекрасно осознавали, что текущее качество типового жилья оставляет желать лучшего: так, еще до ташкентского землетрясения в англоязычной «Soviet Life» уже звучало определение «монотонная» в отношении архитектуры советских новостроек [Savitsky 1966][269]
. В Ташкенте же, что понимали архитекторы, несмотря на массовую сборку, все же присутствовало пространство для эстетического эксперимента – сродни тем, что проводились по ту сторону железного занавеса.Признавая важность и нужность обеспечения нуждающихся жильем, архитектор Г. И. Коробовцев резко критиковал тенденцию массовой застройки к однотипности. Говоря о будущем старых кварталов Ташкента, он приводит мысль Фрэнка Ллойда Райта о том, что техника должна встать на службу архитектору; покуда же сам архитектор обслуживает технику – не бывать великой архитектуре [Коробовцев 1971, 10: 19]. «Братские республики», конечно, оказывали Ташкенту серьезную помощь, но сугубо в претворении в жизнь бесконечных однотипных городских пейзажей, неотличимых от множества таких же по всей Советской стране [Коробовцев 1971, 10: 20]. Коробовцев же чаял большей структурной пластичности, опираясь при объяснении своего замысла на идеи западных архитекторов. Он цитирует Мишеля Рагона, французского апологета пластичных свойств бетона: «…мы пренебрегаем любыми формами, достижимыми за счет пластичности бетонной массы», – и потому строим одну прямолинейную коробку за другой [Коробовцев 1971, 10: 21][270]
. По утверждению Коробовцева, двухэтажных зданий недостаточно, чтобы решить жилищную проблему, а потому следует возводить многоэтажные бетонные постройки, избегая при этом монотонного городского пейзажа. В этой связи он продвигал идею