И все содрогнулось… Стихийные бедствия и катастрофы в Советском Союзе

Случаи неподобающего поведения с трагическими последствиями имели место, конечно, не только в Ташкенте, в силу, вероятно, известной склонности к этому молодых людей в целом (тем более оказавшихся в новой среде). К примеру, в 1971 году командир студенческого стройотряда, работавшего на Украине, вопреки установленным правилам поехал с друзьями ночью на тракторе в близлежащую (в пяти километрах) деревню, желая посетить танцы и навестить знакомых барышень. Молодые люди успешно добрались до места, припарковали трактор в кустах неподалеку и отправились танцевать. Проблемы начались, когда закончились танцы. Трактор не был оснащен никакими осветительными приборами, так что обратный путь пролегал в кромешной темноте[348]. В итоге трактор свалился в глубокую яму, водитель погиб, а пассажиры отделались травмами. В официальном отчете ясно указывается, что студент не имел права садиться за руль и что именно отсутствие у него опыта управления подобной техникой и явилось решающим фактором, повлекшим за собой аварию[349]. Подобное отсутствие опыта было настоящим бичом вообще всех стройотрядов как в Ташкенте, так и во всем СССР[350].

Трагические эпизоды с пьянством и драками в день зарплаты случались повсеместно. В том же 1971 году в Харьковской области стройотрядовцы получили перед выходными месячное жалованье. Студентов отправили купить в соседнем городе необходимые материалы, но те стали пить, и все дело закончилось дракой «с неизвестными местными парнями». Один из студентов отбился от группы; не зная обратной дороги, он дошел до железнодорожного полотна и спросил у дежурного по станции, сможет ли он добраться до лагеря, если пойдет вдоль путей. Остальные подробности неизвестны. Ранним утром студента, лежавшего, по всей видимости, поперек полотна, сбил состав. Машинист поднял искалеченного юношу в вагон и спешно доставил в местный госпиталь, однако в сознание тот так и не пришел[351].

В разгар перестройки В. Э. Шляпентох изучал социальные привычки советских граждан: он предположил, что они были не слишком заинтересованы в достижении неких целей, установленных организациями вроде комсомола – подобные организации интересовали их скорее в качестве «средства достижения собственных целей» [Shlapentokh 1989: 109]. Как следствие, и большинство авторов того времени комсомолом интересовались слабо. Журнал «Юность», к примеру, вовсе «избегал практически любой темы, каким-либо образом связанной с комсомолом». Более того,

…если же автору требовалось реалистично изобразить тогдашнюю жизнь, то ему следовало либо вообще проигнорировать деятельность комсомола, либо же представить ее весьма мало относящейся к сфере действительных интересов молодых людей [Shlapentokh 1989: 110].

В данном тезисе присутствуют два утверждения, первое из которых выглядит куда правдоподобнее второго: известные нам случаи не указывают на то, чтобы студенты принимали близко к сердцу установленные комсомольским руководством цели, что, впрочем, вовсе не означает, что писать об этом было нечего. Скорее всего, авторы избегали касаться комсомольской жизни не оттого, что та была скучна, но по причине того, что наиболее захватывающие ее подробности не были бы допущены к печати цензорами.

Вышеописанные инциденты имели место в ночное время, однако и днем держать комсомольцев в узде было ничуть не легче. Комсомольское руководство в Ташкенте подчас с трудом могло даже разыскать членов той или иной украинской стройбригады: у днепропетровской бригады, к примеру, «не было ни отчетности, ни списка членов» – ничего. На посвященное данному вопросу собрание прораб бригады не явился, и в целом до коммунистической миссии было дело лишь нескольким ребятам[352]. Члены киевской бригады также игнорировали свой комсомольский долг, так что их приходилось «насильно затаскивать» на оргсобрания[353]. Словом, проблема была весьма распространена. Одесская и львовская бригады вообще редко устраивали собрания, а в их отчетах царила сплошная сумятица[354] – в силу высокой ротации в масштабах всего города даже давно уехавшие домой комсомольцы все еще числились работающими на ташкентских объектах[355].