И все содрогнулось… Стихийные бедствия и катастрофы в Советском Союзе

Помимо эвакуации целых семей миграционные процессы затрагивали и детей, сразу же после трагедии направленных в пионерлагеря в западной части страны. Пионерлагерям отводилось почетное место при ликвидации последствий любых серьезных бедствий: так было и после ашхабадского землетрясения (когда власти не могли уследить за всеми эвакуированными детьми), и после Чернобыля, и после землетрясения в Армении. В фильме Каюмова есть сцена на вокзале: дети уезжают в пионерлагеря, на станции рыдают их матери, безутешные от предстоящей разлуки. Но, несмотря на пролитые слезы, детские лагеря играли весьма важную роль в преодолении последствий трагедии, являясь символами чистоты и безопасности, бесконечно далекими от страданий и бед.

Впрочем, процесс эвакуации детей проходил и неоднородно, и неравномерно. Союз журналистов СССР пригласил детей, чьи родители трудились в сфере печати, в свой подмосковный дом творчества[381]; Союз писателей отчитался в «Литературной газете», что пятьдесят пять детей узбекских литераторов были отправлены в пансионат[382]. Некоторых отправляли в лагеря на черноморском побережье Грузии, где ташкентские ребята не только находились в безопасности, но и могли познакомиться с детьми из Москвы, Ленинграда и Тбилиси[383]. Также детей отправляли и в «Артек», расположенный в Крыму, где они могли познакомить своих сверстников с узбекской культурой[384]. Количество детей в каждой отдельной поездке было вполне приемлемым, но на профсоюзах лежала ответственность за эвакуацию многих тысяч детей, переправить которых в далекие республики самостоятельно они возможности не имели и потому были вынуждены обращаться за финансированием в различные министерства[385]. Впрочем, каковы бы ни были финансовые препоны, подобные поездки преследовали двоякую цель: поспособствовать пропаганде дружбы народов в удаленных от городов населенных пунктах и дать возможность детям вырваться из бедствующего города, чтобы затем они вернулись в город будущего.

Ташкентское землетрясение отозвалось гигантской миграционной волной, однако уехать могли далеко не все: оставшимся в полевых лагерях или в иных местах пришлось изыскивать способы пережить беду. Одним из возможных путей стала религия. Советские религиозные деятели в Ташкенте получили множество соболезнований из-за рубежа. «Аллах да поможет всем страждущим от землетрясения», – гласило, к примеру, послание египетского муфтия[386]. Но религиозная реакция не сводилась к соболезнованиям иностранцев, она заметно ощущалась и на улицах Узбекистана. Партийные чиновники были обеспокоены ростом религиозных настроений, выпуская статью за статьей с целью обуздать религиозные предрассудки. Видевшие в землетрясении Божественное возмездие поднимались на смех: природа, заявлялось в статьях, абсолютно безразлична к своим жертвам, ведь во время землетрясения 1960 года в Марокко[387] мусульмане и европейцы пострадали в равной степени[388]. Но молву было не остановить. Так, на автобусной остановке в Каттакургане, расположенном в трехстах пятидесяти километрах к югу от Ташкента, некий атеист наблюдал человека, проповедующего окружающим: «И было землетрясение в Ташкенте: Аллах карает неверных и отступников[389] от ислама»[390]. Атеистам следовало быть начеку – в особенности после того, как на город обрушилось стихийное бедствие[391].

Историки также связывают религиозный подъем с последствиями ташкентского землетрясения. Т. С. Саидбаев отмечает, что ритуальные жертвоприношения практически не совершались до землетрясения, вернувшего к жизни множество забытых было обрядов [Саидбаев 1978: 189]. Впрочем, не стоит и преувеличивать его роль в религиозном возрождении: в отчете для ЦК КПСС за 1968 год ясно указывалось, что пожертвования в мечетях Средней Азии росли уже на протяжении последних пяти лет – то есть рост начался за несколько лет до землетрясения[392]. Конечно, оно способствовало религиозным настроениям, однако они попали на благодатную почву, поскольку влияние ислама на жизнь общества уже находилось на подъеме[393].

Заключение

Уже в 1967 году в «Правде Востока» стали появляться публикации, посвященные прощанию с рабочими из братских республик. К лету 1967 года работы в Ташкенте завершили бригады из Киргизской и Литовской ССР; рабочие же из РСФСР и Украины остались в Узбекистане на ноябрьские торжества, приуроченные к пятидесятилетию революции[394]. Вскоре после праздничных мероприятий и эти бригады отбыли домой, оставив горожан обживаться в новом Ташкенте. Они оставляли за собой город с высотными зданиями, широкими улицами, залитыми солнцем пригородами и готовой веткой метрополитена; Ташкент стал абсолютно иным.