И все содрогнулось… Стихийные бедствия и катастрофы в Советском Союзе

Интересно, что вымышленные кинокатастрофы готовили зрителя к неуверенности в будущем, и на протяжении всей перестройки режиссеры снимали фильм за фильмом. Создателям документальных и художественных лент все еще нужно было соблюдать известную осторожность, однако, поскольку цензурная хватка постепенно слабела, пространства для смелого маневра у них появлялось все больше [Берман 1987]. Но если кинематограф проделал с конца сороковых огромный путь и существенно изменил ритм изображения катастрофы на экране, то о советском государстве того же сказать было нельзя. И когда взорвался четвертый энергоблок в Чернобыле, и когда в Армении случилось страшное землетрясение, реакция советских чиновников на эти события оставалась все той же. Может статься, они просто не видели ни одного из перечисленных фильмов, поскольку в условиях новых бедствий действовали сугубо по старым, привычным лекалам. К сожалению, тот вымышленный сценарий, что они некогда для себя сочинили, теперь должен был столкнуться с новой реальностью.

Часть третья. Старые меры в новом горбачевском мире

5. Апрель 1986 года: Чернобыль

15 мая 1985 года по киевскому радио сообщили, что прорвана плотина городской ГЭС и существует высокая угроза затопления. В эфире прозвучало следующее:

Говорит штаб гражданской обороны города Киева… Говорит штаб гражданской обороны города Киева… Угроза катастрофического затопления… Угроза катастрофического затопления… В результате прорыва плотины Киевской ГЭС возможно кратковременное затопление территории, прилегающей к реке Днепр… Граждане! Немедленно выходите в незатапливаемые районы. Возьмите с собой личные документы, необходимые вещи и продукты питания. Уходя из дома, выключите свет, газ и электронагревательные приборы. В пути следования соблюдайте порядок, не допускайте суеты и паники. Четко выполняйте распоряжения органов гражданской обороны и работников милиции[449].

Спустя еще четыре минуты диктор озвучил подробные инструкции по общественному поведению в условиях бедствия. Украинцы не понаслышке знали, сколь разрушительным бывает Днепр.

Однако киевляне не сразу приступили к эвакуации: вместо этого на радиостанцию обрушился шквал из более чем восьми сотен одновременных звонков, каждый из звонивших желал узнать, верно ли оповещение. И спустя еще одиннадцать минут после оповещения последовало новое, в котором сообщалось, что то, первое, было передано в эфир по ошибке и относилось к учениям среди технического персонала, проводившимся неподалеку[450], в ходе которых сотрудница по забывчивости оставила радиоаппаратуру включенной. Но, несмотря на пугающее первоначальное оповещение, меры к эвакуации начали предпринимать немногие, хотя в официальных отчетах и сетовали, что работать перестало более тысячи людей на четырнадцати предприятиях, в результате чего город понес серьезные экономические потери[451]. Впоследствии городские власти приняли необходимые меры по улучшению системы радиооповещения[452].

Киевлянам не довелось столкнуться с последствиями прорыва плотины ГЭС, но это оповещение все равно для нас очень важно. Нежелание верить пущенному в эфир оповещению отражает недоверие советских граждан к официальным источникам информации в целом. Есть странная ирония в том, что если ничего не произошло, то об этом узнавали все и немедленно, но если что-то действительно случалось, то нужно было еще дождаться подтверждения. Данный инцидент опровергает версию советских чиновников, что промедление с сообщением о взрыве в Чернобыле связано с желанием не допустить паники [Marples 1986: 170]. Сомнительное утверждение, если вспомнить, как мало людей отреагировало на объявление о скором затоплении их жилых районов (не говоря уже о том, что партийные чиновники так гордились отсутствием паники во время землетрясений и иных бедствий). И наконец, подобное равнодушие свидетельствовало об определенной нормативности бедствий: в наводнении ничего особо нового не было. Советские граждане повидали множество катастроф всевозможных видов и масштабов. Ядерный взрыв был, конечно, событием из ряда вон выходящим, но все же вписывающимся в рамки известного опыта предыдущих катастроф – как киевлян, так и вообще всех советских граждан.