Проснувшись утром 26 апреля 1986 года, ташкентцы, в особенности старшее поколение, пожалуй, могли проверить, не дрожит ли земля[453]
. Они и не подозревали, что на западе страны взорвался огромный ядерный реактор, выбросив в атмосферу колоссальное количество радиоактивного материала. В отличие от украинцев, в свое время оперативно извещенных о землетрясении в Узбекистане, ташкентцы лишь спустя несколько недель узнали о самом взрыве и только через несколько месяцев – о его возможных последствиях. Вскоре после известия о землетрясении в Ташкенте Советский Союз с гордостью объявил, что жители города большей частью уже вернулись к своим повседневным делам. В этот же день в 1986 году ташкентцы действительно абсолютно спокойно занялись каждый своими заботами, не ведая о беде, грозившей объять всю западную часть СССР. Трагедия, случившаяся в самом сердце далекой Средней Азии, явилась новостью всесоюзного масштаба; трагедию же в западных владениях советской империи быстро заглушили, и информацию о ней строго цензурировали.В Москве о взрыве узнали спустя считаные часы, однако последующая медлительность чиновничьего аппарата стала легендарной; даже странно представить, что в общем-то те же партийцы столь оперативно реагировали на события в Ташкенте [Рыжков 2011: 164]. Советские инженеры недооценили мощность взрыва, ввиду чего с опозданием были приняты эвакуационные меры в Припяти – отстроенном специально для работников АЭС городке с населением в сорок пять тысяч человек[454]
. Весь тот день 26 апреля детей преспокойно отправляли в школы, и только назавтра началась серьезная эвакуация. В город хлынули потоки автобусов, отвозивших жителей Припяти в Полесское, расположенное в пятидесяти километрах. В отличие от Брежнева, тут же прилетевшего на самолете в Ташкент, Горбачев ехать в Киев не спешил, предпочитая оставаться в Москве. Тогдашний председатель Совета министров Н. И. Рыжков, отправившийся в Киев 2 мая, вспоминает, что генсек вообще не слишком любил поездки в горячие точки, где всегда было много грязи и суеты [Рыжков 2011: 216]. Рыжков же прибыл в город сразу после Первомая: несмотря на уже известный уровень загрязнения, демонстрацию было решено не отменять. Более того, власти города позволили провести на майских праздниках еще и международные велосипедные соревнования.Подобная реакция властей была обусловлена рядом факторов. Во-первых, если землетрясения давно сделались привычным атрибутом советских новостей, то в данном случае речь шла не только о первом взрыве на ядерном реакторе в густонаселенной области, но и вообще о первом радиоактивном инциденте подобного масштаба, зафиксированном даже приборами европейских АЭС [Рыжков 2011: 207]. Во-вторых, радиация быстро распространялась (в отличие от того же ташкентского землетрясения) и, невзирая на какие-либо границы, заодно загрязняла и европейские города; игнорировать же претензии шведов и немцев советское правительство не могло. В-третьих, от взрыва не подверглись разрушению города, не выгорели леса и не были затоплены окрестные деревни: опасность надвигалась незримо и бесконтрольно, завися лишь от порыва ветра, так что местным жителям было трудно понять, что вообще стряслось. Наконец, ядерный взрыв был теснейшим образом связан с вопросом о военном превосходстве СССР, философскими диспутами касательно ядерного оружия и проблемами разоружения [Zubok 2007: 288–289]. Практически сразу после взрыва пошли сравнения с Хиросимой, заговорили о том, что атомная энергетика сотрет человечество с лица земли и огромные территории размером с Беларусь станут попросту непригодными для жизни.
Помимо апокалиптических прогнозов, в связи с ядерной катастрофой в Чернобыле возникает и ряд параллелей с предшествующими трагедиями и реакцией властей на них. Перестройка и гласность преобразили характер внутриполитической дискуссии в Советском Союзе, что придает данным параллелям еще большую актуальность. Был ли брежневский режим лучше подготовлен к катастрофической ситуации, чем режим Горбачева? Насколько с тех пор изменился характер добровольческой работы? Какие республики откликнулись на зов, когда государство в очередной раз подняло на щит тему дружбы народов? Имели ли место во время предыдущих катастроф политические протесты, подобные нынешним? Какую пользу из возможности превратить атомную энергетику в инструмент воздействия на государство извлекало антиядерное движение?