И все содрогнулось… Стихийные бедствия и катастрофы в Советском Союзе

Официальная точка зрения была вполне предсказуемой, но – не единственной. Кинорежиссеры запечатлели ужасы чернобыльских работ вроде ремонта кровли энергоблока, когда у рабочих были считаные секунды на сброс радиоактивных отходов вниз. Снимая «Колокол Чернобыля», Р. П. Сергиенко и его команда два месяца после взрыва работали в зоне и опрашивали жителей окрестных деревень, переживших воздействие радиации. Спустя год после аварии от лучевой болезни скончался режиссер В. Н. Шевченко, едва окончивший работу над страшной лентой «Чернобыль: хроника трудных недель», которую жестоко порезали цензурными ножницами[458]. Эти фильмы являются бесценными свидетельствами событий, происходивших непосредственно после взрыва. Позднейшие высказывания по чернобыльской тематике более однозначны: А. А. Ярошинская, к примеру, документирует преступления советских властей, отказывавшихся признавать, что целый ряд населенных пунктов подвергся облучению [Ярошинская 2006: 73]. В своем исследовании она возвращается к ключевой теме работ Марплза – ошибкам партийного руководства, обозначенным уже в названии книги: «Преступление без наказания». Вопрос об ответственности конкретных партийных функционеров никоим образом с повестки не снят (так, в автобиографии 2011 года Рыжков защищал свои тогдашние решения), и вокруг него будет сломано еще немало копий – ведь нет ни малейших сомнений, что в процессе борьбы с последствиями аварии совершалось огромное количество ошибок, многих из которых вполне можно было избежать.

С течением времени исследования местных ученых сделались более предметными, избавившись от прежних идеологических оков, благодаря чему теперь – хоть Чернобыль все еще воспринимают как обособленный феномен – нащупываются отправные точки для дальнейшего обсуждения проблемы. В украиноязычных работах пристальное внимание уделяется Украинской академии наук и ее роли в период становления Украины как независимого государства. Данные исследования ставят целью не столько указать на неудачи советской науки, вылившиеся затем в страшный взрыв, сколько рассмотреть инновационные научные процедуры, выработанные для того, чтобы купировать его последствия. Ученые описывают столкновение с катастрофой как «лобовое», рассказывают, как им приходилось «ночевать в кабинетах» – в тех же, в которых велась борьба с последствиями ядерного взрыва [Тарасевич 2004; Новиков 2004]. Н. П. Барановская указывает, что в академии проводились уникальные радиоэкологические и радиобиологические исследования материалов, собранных в зоне поражения. В каком-то смысле обезлюдевший край претворяется в поразительную, огромную лабораторию [Барановская 2006: 163][459]. Конечно, ученые отмечают масштаб ядерной трагедии, сводя все, однако, лишь к научным вопросам и подчеркивая достижения едва встающей на ноги независимой нации. Несмотря на свою ограниченность, эти работы напоминают, что помимо естественнонаучных данных важно исследовать также и общественную роль ученых за пределами их лабораторий. Крымские ученые, напротив, взялись исполнять весьма широкую общественную роль, подобно своим предшественникам, действовавшим аналогичным образом после крымского землетрясения 1927 года. Тема общественной роли ученых нуждается в дальнейшем изучении.

За последние десятилетия чернобыльские ликвидаторы заставили услышать свой голос практически во всех уголках бывшего Союза. Региональные общества ликвидаторов выпускали мемориальные сборники, посвященные погибшим от заболеваний, связанных с радиацией (с подробными списками всех помогавших при работах в Чернобыле). На их страницах было множество снимков мужчин и женщин, покинувших родные места, чтобы в качестве добровольцев отправиться в Чернобыльскую зону [Чорнобиль 1997; Книга памяти 2008; Книга памяти 2011; Память 2007]. Тон изданий рознится: иной раз звучат обвинения советской власти в некомпетентности, в других случаях – панегирики героизму павших друзей, а временами выказывается нескрываемая гордость советской технической мощью, позволившей взять под контроль сложнейшую ситуацию на четвертом энергоблоке. Опубликованные спустя два десятилетия после трагедии, в радикально отличающейся общественно-политической среде, эти мемориальные сборники явно свидетельствуют о трансформации памяти о Чернобыле. Подобно тому как ашхабадцы после крушения Советского Союза пересмотрели свои воспоминания о землетрясении 1948 года, аналогичным образом поступили с памятью о Чернобыльской зоне спустя двадцать лет и ликвидаторы, работавшие там в 1986 году. Эти две не связанные между собой темы дают, однако, ключ к пониманию столь важных вопросов, как природа добровольчества и причины миграции людей, преодолевавших огромные расстояния, чтобы попасть на Украину.