И всюду тьма

Ана с усилием поднялась, сдерживая дрожь и путаясь в юбках. Кеннет вернулся в клетку к панически озирающемуся пленнику.

– Не надумал рассказать, где они теперь собираются? – спросил Кеннет и взял в руки нож.

Пленник пропустил вопрос, он завороженно смотрел на инструмент. Граф пожал плечами и хладнокровно продолжил процесс. Его пытки были не слишком изощренными: он наносил раны, а потом тем же ножом ковырял их, постепенно превращая место пореза в рваную дыру. Почти сразу пленник закричал.

Ана смотрела, не в силах ни отвести взгляд, ни зажмуриться. «Бессмыслица, – думала она. – Отвратительная бессмыслица». Мысленно Ана пыталась отстраниться от происходящего, представляя, что все это – кошмарный сон, который не имеет ничего общего с реальностью и растает с первыми лучами солнца… Вдох, выдох, вдох, выдох.

Через удушающее зловоние до нее добрался металлический запах крови. Желудок не выдержал, и Ану вырвало. Кеннет заметил это и вонзил нож человеку в бедро.

– Как видишь, нашей зрительнице нехорошо, надо бы поторопиться. Спрошу еще раз, где они?

– Не знаю! – осипшим голосом ответил пленник.

Тогда Кеннет занес руку для очередного удара.

– Стойте! – взмолилась Ана. – Я же могу у него все узнать, только прошу, прекратите…

– Напоминаю о цели урока. – Граф повернулся к ней, все его лицо было в брызгах крови. – Когда будем практиковать чтение мыслей, тогда дознанием и займешься.

Ана не понимала Кеннета. И ее пугала его жестокость.

Кеннет невозмутимо продолжал пытку. Он еще раз спросил, не будет ли пленник говорить, и, услышав отказ, вогнал нож под ребра по самую рукоятку.

– Вы его правда убьете! – закричала Ана. – Хватит!

«Остановитесь…»

Ана упала на колени, взгляд замер на алеющем пятне под стулом. Оно растекалось, подбираясь все ближе. Она протянула руку и коснулась холодной, липкой крови. «Ради чего все это? Какой урок ей надо усвоить?» Ее мутило от смрада комнаты, вида крови и собственной слабости. Глаза заволокло туманом, но силуэт графа остался отчетливо различим. На нее накатила огромная, неконтролируемая волна и ударила Кеннета. Он не пошатнулся, только удивленно обернулся на Ану.

Это была она, ее сила, ее Тьма. С каждым «остановитесь», с каждым «хватит» она разила Кеннета вновь и вновь. Ана хотела, обязана была прекратить эти безжалостные и бессмысленные мучения.

В комнате потемнело: ее сила заполонила каждый уголок помещения. Но Тьма – это лишь отсутствие Света. Кеннет защищался, и яркие вспышки прорезали темноту, рвали ее на части, уничтожали.

И Ану вместе с ней.

Внутри нее все полыхало, билось и рвалось. Осталась только боль, глубоко ранящая каждый раз, когда в комнате становилось светло.

Ана продолжала. Она больше не могла различить, где заканчивается ее страх и начинается безумие. Ей не нужно было ни шевелиться, ни напрягаться, чтобы из нее изливалась Тьма. Она была треснувшим сосудом, опустошающим себя.

Кеннет выронил нож. Маленькая победа. Еще вспышка. Он оказался рядом. Она не могла допустить, чтобы и ей вырвали все ногти.

Кеннет упал на колени. Вспышки стали слабее. Из его рта текла кровь, он закашлялся. Анна вдруг поняла, что Кеннет просит ее остановиться, как недавно она – его. Но волны Тьмы не прекращались. Ана не думала ни о чем, все, что в ней осталось, – всепоглощающая боль и волны силы, уносящие опасность.

Кеннет упал. Он был совсем рядом. Она просунула руку через решетку, коснулась его волос. И боль, пронзающая каждую частичку ее тела, прекратилась. Тьма стихла.

Ана лежала, не понимая жива ли она, жив ли Кеннет. Ее поглотило странное спокойствие, будто нет больше ничего важного, ничего больше не существует, кроме скребущего ощущения на кончиках пальцев от волос Кеннета.

«Я опять осталась одна».

Глава 30. Глупец

Ана не знала, сколько времени пролежала на полу, когда раздался грохот и скрежет, а затем в комнате посветлело. Она попыталась повернуться, чтобы посмотреть, что происходит, но тело не подчинялось.

– Тьфу ты, проклятье! – послышалось недовольное ворчание.

Ана все еще касалась волос Кеннета, безжизненно лежавшего перед ней в луже крови. Рядом с ним в клетке стоял пленник, чьи ноги выглядели совершенно здоровыми, как и он сам. Ей подумалось, что она права и все, что она видела, – лишь страшный сон.

Пленник прошаркал к Ане и присел на корточки. Она хотела отстраниться, отползти в сторону, но снова ничего не получилось: она будто была заперта в теле тряпичной куклы. Он разглядывал ее взглядом насмешливым и липким.

– А я тебя помню! Первосвященник отдал тебя нам. А ты… стала проклятой, значит. – Пленник взял Ану за подбородок шершавыми пальцами и оценивающе повертел ее голову. – Порченый товар.

Она слушала его безучастно, словно все это происходило не с ней, словно чувства ее сгорели. Ана отметила, что его одежда некогда была церковным одеянием.

– Отродье!

Он крепко сжал ее лицо, а затем с отвращением отшвырнул. Ана ударилась головой об пол. Пленник пнул ее в живот и подошел к Кеннету.

– Как судьба-то повернулась, да, урод?