Ана села ровно и убрала прядь волос за ухо, пытаясь успокоиться. Ее руки дрожали, она спрятала их под юбками. Как глупо она ошибалась все это время – Свет над монастырем Святого Иоанна никогда не гас, и нового первосвященника не избирали, пока она лежала без сознания в душной, пыльной комнате.
– Наверное, я что-то не так поняла, раз сморозила такую ерунду, – Ана улыбнулась, но внутри, в районе грудной клетки, скребло так, что хотелось ее вскрыть, чтобы избавиться от этого ощущения. – Но ты все равно можешь ответить, почему Церковь не помогает?
– А, конечно. Они хотели побыстрее замять историю с аукционом, все же это большой скандал, что такое произошло на территории монастыря, да еще и рядом с академией.
– Тебе удалось узнать, кто его организовал?
– Нет, Инквизиция таким не занимается.
– Как?.. Нельзя же на это глаза закрыть?
– Блэкфорд больше всех вложился, чтобы «закрыли глаза», – криво усмехнулся Карл, – инквизиторов обычные преступления не касаются.
Ана нахмурилась, содрогнувшись внутри. Для Карла похищения, пытки и насилие ради развлечения, использование людей в качестве игрушек для удовлетворения своих низменных, постыдных, бесчеловечных желаний оказалось тем, что его банально «не касается».
– Понятно. – Ана посмотрела на него взором, пропитанным осуждением.
Кеннет заминал происшедшее с ней, чтобы разобраться самому и защитить ее. Но поведение Карла вызывало у нее все больше вопросов. Инквизитор, сосредоточенный на правилах и морали, несущий в душе незаживающую рану, просто отмахивался от очага страданий, потому что это «не его дело».
– Мне все сложнее пытаться стать твоим другом, – процедила Ана.
– Это не то, что ты подумала, – тон Карла тут же сменился на обеспокоенный, – вся информация была передана страже, я уверен, что они держат это дело под особым контролем.
– Хорошо. Ты вроде спешил? – холодно ответила она.
Ей больше нечего было сказать инквизитору, а его общество стало неприятно. Ана попросила его уйти, и он послушно подчинился, хоть и выглядел весьма огорченным ее просьбой. Она осталась в гостиной, доедая пирог, который будто растерял весь вкус. Но Ана запихивала в себя вилку за вилкой, пока крошки песочного теста не начали царапать горло, и она закашлялась. На глазах выступили слезы.
Пошел дождь. Возможно, небеса тоже поперхнулись сухим пирогом.
Глава 51. Я хочу убить
Ана еще долго сидела в малой гостиной, обдумывая услышанное. Она поджала ноги под себя и с грустью наблюдала, как потоки воды бегут по стеклу. За окном сверкали вспышки молний, и следующий за ними гром прерывал размышления.
Встреча с Карлом оказалась неприятной. Впервые Ана увидела в нем настоящую черствость к боли других людей. Ей виделось, что его равнодушие – лишь фасад, столь уязвимым и ранимым он был с ней, но она ошиблась. Все же Ана не планировала избегать его визитов, теперь ей захотелось узнать, насколько сильно безразличие въелось в его душу. Кроме того, галантность и наивность в общении делали инквизитора приятным спутником, и даже то, что он угрожал ее безопасности, не беспокоило. Она откинула голову на спинку дивана.
Ана не разделяла презрение Кеннета к Инквизиции, поскольку могла понять, почему они не хотят оставлять проклятых в живых. Обучение каждого, кто способен силой подсознания уничтожить человека, казалось ей утопией, ведь даже она, по словам Кеннета, девушка с талантом к управлению Тьмой, убила сорок человек. «А, нет, сорок одного», – Ана вспомнила пленника. Она не жалела своих жертв, но все равно понимала, что даже для самозащиты она проявила несоразмерную жестокость.
«Я не против пополнить список сорок вторым…» – подумала она и зажмурилась, подавляя воспоминания о первосвященнике.
Вернувшись в свою комнату, она достала из прикроватной тумбы бумаги с именами и описаниями, что дал ей Кеннет. Теперь она знала, что в списке союзников не просто люди, разделяющие схожие идеалы, а часть той самой организации, о которой Кеннет раньше упомянул лишь невзначай. Ана села за стол и прочитала:
Ана представила широко улыбающегося мужчину с маленькой девочкой на руках. «Значит, отец Марины на стороне Кеннета…» Ана поджала губы. Ее кольнула зависть к обидчице, той самой, которой она совсем недавно заменила воспоминания.
Ана вновь уткнулась в бумаги: