И всюду тьма

Она улыбнулась, чувствуя, что не может скрыть грусть, коснулась его руки и шепнула: «Все будет хорошо, но немного позже».

Фабиан ей не поверил.

Глава 78. В ожидании утра

Ана вернулась в карету, села на мягкое сиденье и закрыла глаза. Кеннет пришел немногим позже. Он приказал кучеру ехать и с довольной улыбкой сказал:

– Сделано.

– Аукцион? – Ана с любопытством придвинулась ближе.

– Есть приглашение на меня, более того, Циллер выдал, где все пройдет. Ты тоже туда попадешь, не переживай. Но сроки сжаты, у нас всего три дня.

Кеннет сиял твердой уверенностью, и ее лучи придали спокойствия и Ане. Они получили больше, чем рассчитывали: было не принято оглашать адрес заранее, чтобы сохранить секретность, а после того, что устроила Ана на прошлом аукционе, к этому стали относиться еще строже. Женщинам же позволялось присутствовать только в качестве товара.

– Что герцог попросил за такую щедрость? – Ана с подозрением прищурилась.

– Частичные права на владение самим аукционом, если удастся перехватить власть. – Кеннет загнул палец. – Этого ему не светит, конечно. Еще пять процентов с прибыли моей компании, бесплатное обеспечение его территорий Светом на следующие десять лет и… тебя.

Глаза Аны изумленно расширились, она открыла и закрыла рот, не найдясь, что ответить. Она понимала, что герцог Циллер алчен, но его последнее требование оставило ее совершенно обескураженной.

– Юлиан хочет тебя в качестве развлечения на аукцион.

– И вы согласились?

– Да. Нам это только поможет, не надо придумывать причину, по которой ты окажешься внутри. Он хочет, чтобы ты пришла со мной, ничего не подозревая, и потом гости могли с тобой «поиграть», так скажем. – Кеннет помрачнел. – Циллер сказал, что давно хотел попробовать дворянскую кровь. Но, само собой, никакого вреда тебе не причинят, не переживай: я тебя не отдам.

Женщины попадают туда только как товар… Ана задумчиво опустила голову и резко выдохнула жгучее отвращение и сдавившую горло колючую неприязнь.

– Вам не кажется, что вы слишком часто обещаете меня другим?

– Тебе не кажется, что слишком многие тебя желают?

Ана промолчала. Не ее… никто из них не хочет ее. Безвольная кукла для герцога, нежное воспоминание для принца. Ана подумала о своем лице, которое она Тьмой скрывала от старых знакомых. Оно лишь холст, на котором каждый рисует свою картину, не заботясь о том, что скрывается под слоем краски. Каждый взгляд – мазок, заменяющий личность на ожидания. Настоящие цвета, яркие и необработанные, оставлены истекать кровью под чужими шедеврами. А ей так хочется быть увиденной. Так хочется быть понятой. Хочется быть…

– Какого цвета мои глаза, граф?

– Тебя расстроили мои слова? – ласково спросил Кеннет. – Серые и часто покрасневшие, чаще, чем я бы предпочел. Иногда пасмурные, будто готовые пролиться дождем, иногда почти черные, как тучи, что мечут молнии. – Он наклонился к Ане, едва ощутимо взял за подбородок и всмотрелся в глаза. – А сейчас – светлые, прозрачные облака, закрывшие солнце на пару мгновений.

Одними губами Ана прошептала «Спасибо». За внимательный взгляд, за терпение, за то, что он всегда знал правильный ответ. Она не смогла сдержать улыбку, она уже забыла о беспокойстве, она и правда была холстом, на котором одним нежным словом, заботливым прикосновением он мог нарисовать что угодно.

* * *

Ана вновь не могла уснуть. Часы ранней ночи, часы бессонницы, когда глаза сложно держать открытыми, а разум невозможно успокоить, были ее временем. Уже не уговаривая себя лежать смирно, она встала с измятой кровати и резким движением распахнула окно. Влажный холодный воздух закружил волосы, обнял тканью сорочки изгибы тела, позволяя себя вдохнуть.

Утром Ана даст согласие принцу, и все снова перевернется вверх ногами, что бы граф ей ни обещал. Хотя ей не стоило удивляться: крепко на ногах она никогда не стояла. Ее сердце билось для Кеннета, его сердце – для нее, но было так сложно поверить, что ничего не изменится. «Его настолько не волнуют имена… жених, невеста, жена, муж», – пробормотала Ана, пробуя слова на вкус. «Муж, муженек, дорогой», – представила, как называет так Кеннета, и сморщила нос от неудовольствия. Она была не готова изменить роли, она не видела себя ни женой, ни частью семьи. Для нее имена наполнялись значениями и смыслами, были не ширмой, а сутью.

«Он – моя первая любовь», – ветер подхватил ее отчаянный шепот. По телу Аны расползались холодные мурашки, но лицо горело огнем. Она не вспоминала об этом долгие годы, она не позволяла себе вспоминать ни рядом с Кеннетом, ни слушая признания принца. Дионис был ее первой любовью, легкой, детской, наивной, спрятанной на краю памяти, и она собиралась стать его невестой.

В этом было что-то неправильное, словно головоломка сложилась ровно так, как надо, но она должна была оставаться недоделанной, брошенной на полпути, завалявшейся на дальней полке. Не все в этом мире должно быть завершено.