И жизнью, и смертью

— Верить подлецам! Рябцев клялся убрать юнкеров от Кремля, и вот! Играем со сволочами в благородство! И арсенал стал для нас недоступным. Они сейчас ринутся на нас со всех сторон!

За окном струился серенький бессильный рассвет.

В эту бесконечную тревожную ночь никто из членов ВРК и членов МК не уходил домой — ездили по районам, по заводам, по частям гарнизона организовывать боевые дружины и снова возвращались в Совет. После того как накануне вечером был отвергнут ультиматум Рябцева, меньшевики и эсеры покинули здание Совета, в их захламленных бумажным мусором комнатах теперь лежали на полу «двинцы», раненные на Красной площади. А внизу, в одном из подвальных помещений, ожидали похорон тела убитых: командира «двинцев» Евгения Сапунова и рядового Александра Воронова, их удалось вынести с места боя. Во дворе, в губернаторском каретном сарае, где висела сверкающая серебряными бляхами сбруя, чуть слышно повизгивала пила и шуршал рубанок — кто-то из «двинцев» сколачивал гробы для первых жертв.

Григорию предстояло, помимо множества дел, написать текст листовки и статью в газету об этих погибших, о вероломстве Рябцева, и он спустился в подвал, чтобы взглянуть на убитых.

Две не знакомые Григорию женщины сурово и молча собирали убитых в последний путь. Обезображенное пулей лицо Сапунова было забинтовано, а безусое мальчишеское лицо Воронова, бледное и неподвижное, сохраняло выражение удивления и боли.

Григорий вспомнил свою первую встречу с убитыми, еще в сентябре, когда «двинцы» в Бутырках объявили голодовку и представителям Совета удалось пробиться в тюремные камеры. «Двинцы» были настроены непримиримо, и благодаря их непримиримости и настойчивости Совету удалось освободить всех — около девятисот человек. Комендант тюрьмы много раз в сопровождении взвода охраны из георгиевских кавалеров являлся в камеры, где содержались «двинцы», и, багровый от ярости, кричал: «Здесь вам не фронт и не Двинск! Перестреляю всех, к чертовой матери!» Но угрозы никого не пугали: рабочая Москва знала о «двинцах», и тюремщики боялись расправиться с ними. Думал ли тогда Григорий, что ему придется вот так скорбно стоять над телами убитых!

С тяжелым чувством поднялся Григорий на первый этаж здания — сюда непрерывно прибывали разведчики. В десятом часу утра стало известно, что юнкерам удалось занять почти весь Китай-город и Солянку, что они захватили телефонную станцию в Милютинском переулке и телеграф на Мясницкой. Телефонная связь с районами оказалась прерванной.

Когда Григорий вернулся в зал с круглым столом, туда вбежал, расталкивая встречных, перепачканный кровью и не замечающий ранения Петр Федотов, один из «двинцев», ставший командиром разведки. Он кричал:

— Юнкера от Никитских ворот пробиваются к Страстному монастырю! На колокольне монастыря пулеметы!

От его тревожного крика закачались и зазвенели хрустальные подвески люстры.

— Пытаются окружить Совет? — не то спрашивая, не то утверждая, заметил член ВРК Мостовенко, проверяя наличие патронов в нагане. — Значит, и «двинцев», идущих к Моссовету от Савеловского госпиталя, перебьют? Ведь те почти безоружны!

Вместе с «двинцем» Федотовым и артиллеристом Адамом Давидовским Григорий через десять минут уже бежал по Страстной площади. Бой шел на Тверском бульваре — тут и там темнели тела убитых. Кто-то стонал и кричал: «Вася! Вася!» В спину красногвардейцам и «двинцам» били неуязвимые, скрытые на колокольне пулеметы. Стреляли с крыши градоначальства, с чердаков по обеим сторонам бульвара.

Григорию и полуроте «двинцев», вместе с которой он выскочил на площадь, удалось прорваться в мертвую зону у монастырских стен — здесь пулеметные очереди не могли их достать. Но высокие, окованные железом двери на колокольню оказались заперты изнутри. Тяжелые створки только гудели под ударами прикладов и наконец рухнули. Григорий нащупал в кармане гранату и бросился в неосвещенную глубину колокольни. И вот уже загрохотали под солдатскими сапогами чугунные ступени лестницы.

Но револьверные пули били и били сверху, ударялись о камень стен, прыгали по ступенькам лестницы. Буквально чудом Давидовскому удалось пробраться вдоль стены до самого лаза на колокольню. Кто-то поднимавшийся впереди него, смертельно раненный, опрокинулся назад и, сбивая стоявших сзади, полетел вниз. Григорий прижался к перилам и сумел удержать падающее тело, руки его стали горячими от крови. Он что-то кричал, но крика не было слышно за грохотом взрыва, — это Давидовский метнул в лаз колокольни гранату. Что-то тяжело рухнуло там, наверху, донесся крик, и горячая трескотня пулемета оборвалась.

— Давай пулемет вниз! — с бесстрашной удалью кричали рядом с Григорием. — Сгодится!

Григорий и кто-то из «двинцев», которого Григорий не мог рассмотреть в темноте, снесли тело убитого вниз, положили у двери, — он уже не дышал.

А в самом соборе и в кельях монастыря тоже шла перестрелка, слышались крики — «двинцы» разоружали божьих служителей. Одного из них, уже обезоруженного, волокли во двор, а он исступленно плевался и старался укусить красногвардейца за руку.