Я, бабушка, Илико и Илларион

– И то верно, он похож скорее на Шаляпина – разумеется, в роли Мефистофеля, но ничего не поделаешь – хромоногий он… – согласился я.

– Боже мой, какой красавец! – произнес гость с восхищением. – Как там у Гоглы[157] про Тамерлана?

«Пусть любовь, как меч Тамерлана, рассечет меня в час набега», – продекламировал я.

А Тамерлан, припадая на одну ногу, высоко подняв увенчанную золотой короной голову, в переливающемся под солнечными лучами всеми цветами радуги одеянии, с распущенным, искрящимся фонтаном хвостом, сильный, счастливый и гордый, возвращался с богатым трофеем в гарем, к своим прекрасным и любимым созданиям.

Ту ночь Тамерлан провел в гареме. Он не мог налюбоваться на красавиц-жен, одарил лаской каждую из них и в благодарность выслушал от них вознесенные в небо оды его могуществу и величию.

Блаженной была ночь! И только Тамерлан собрался предаться блаженному сну, как тьму шатра вспорол белый луч огромного невидимого ока. Луч пошарил по стенам шатра, сказал: «Здесь они!» – и погас.

У Тамерлана екнуло сердце. «Почудилось мне», – подумал он. Но недоброе предчувствие овладело им, он уже не мог сомкнуть глаз. Белый луч вспыхнул еще раз, вновь прошелся по стенкам шатра и исчез. Потом он появился где-то во дворе, и Тамерлан услышал чей-то голос:

– Здесь они, спят на жердях. Ты стой с фонарем в дверях, не выпускай их, а я буду брать по одной.

– Ладно, только кончай скорей, я спать хочу, – ответил другой голос.

А потом началось то, что невозможно ни описать, ни пересказать. Кто-то, ворвавшись в шатер, схватил огромной рукой Тамерлана, зажал его под мышкой и стал остервенело сдирать с него роскошное одеяние и рвать хвост – тот самый хвост изумительной красоты, который составлял предмет особой гордости Тамерлана и зависти всего света.

У Тамерлана остановилось сердце и сперло дыхание. Потом у него посинел гребешок и глаза налились кровью. Если б не невыносимая боль, он воспринял бы все происходящее как дурной сон. Но, увы, это не было сном! Тем более что, когда минуту спустя его – чуть отдышавшегося и полуголого – та же сильная рука швырнула обратно в шатер и он больно ударился об стенку, Тамерлан вновь услышал тот – второй голос:

– Что ты сделала, мама! Ведь это Тамерлан!

– Да? Почему же ты не сказал об этом вовремя, ведь фонарь-то держал ты? Где мне разбираться в этакой тьме – кто тут Тамерлан, а кто Чингисхан? – ответил голос главного экзекутора.

«Как! Все это приключилось со мной случайно, по ошибке, из-за чьей-то небрежности??!» – подумал несчастный Тамерлан и чуть было не потерял сознание, но то, что произошло потом, превзошло все его худшие ожидания: та самая рука вновь проникла в шатер и теперь принялась за его жен.

Ад длился целых полчаса. Безжалостная рука срывала с нежных, добрых, молодых жен Тамерлана белье и сорочки. От невообразимого шума, гвалта, плача и стенаний содрогались стены шатра. Дважды пытался Тамерлан вступиться, но оба раза получил такого тумака, что отказался от своего намерения и, подчинившись судьбе, замер в углу шатра.

– Ты смотри, как он клюется, этот кретин! – произнесла в сердцах карающая рука, выдернула последнее перо из гузна Де-Да-Ли и опустила полог шатра.

Мрак и гробовая тишина воцарились над Арагвинским ущельем.

– Нодар, глянь-ка, что тут натворила Нуца! – позвала меня Нанули и показала на ощипанных кур. – Пожалела бы хоть бедного петуха! – Она не могла удержать смех, взирая на прикорнувшего в углу двора Тамерлана.

– Действительно, потрудилась она неплохо… – улыбнулся и я. – Видать, не разобрала в темноте кур и петуха. Ничего, через месяц он станет прежним красавцем.

Женщины быстрее мужчин свыкаются с постигшим их горем. Очевидно, так же происходит и в птичьем мире. На другой день жены Тамерлана выпорхнули из шатра, ничуть не смущаясь, словно не их ощипали. Кажется, им даже нравились изменения в их наряде – во всяком случае, расхаживали они довольно вызывающе.

На третий день я и мой водитель Тристан заметили: Тамерлан не выходил из курятника. Насилу выгнал Тристан Тамерлана во двор. И тут произошло чудо: жены даже не взглянули на своего владыку. Сам Тамерлан не прикоснулся ни к корму, ни к воде. Как только Тристан отошел от дверей курятника, Тамерлан тотчас же пулей ворвался туда и замер в темном уголке. Я заглянул в курятник, и мне показалось, что Тамерлан рыдал.

– Что с ним? – спросил Тристан.

– Стесняется дам!

– Да ну! – взмахнул рукой Тристан.

– Говорю тебе, стесняется или же оскорблен.

– Два дня уже прошло, а он все еще помнит? В конце концов, петух он, и только!

– Видно, помнит. Знаешь, есть среди них такие гордецы…

Гордость Тамерлана превзошла даже мои ожидания. Пять дней он не покидал курятника. На шестое утро, когда я поливал во дворе помидоры, подбежал мой маленький внук Леван и выпалил:

– Дедуля, Тамерлан умирает!

У малыша дрожал подбородок, и по щекам текли слезы.

Я направился к курятнику. Тамерлан лежал на полу с остекленелыми глазами, дрожал и… ждал.

– Помоги ему, дедуля! – взмолился Леванчик.

– Ладно. Ты пойди поиграй, я помогу ему.

…Тамерлан лежал и ждал.