Я, бабушка, Илико и Илларион

Не удивляйтесь: в глазах у Тамерлана я не увидел ни просьбы, ни упрека, ни проклятий – одно лишь ожидание желанной смерти.

14 июля года 1982-го в шесть часов пополудни Тамерлан преставился.

…Трехсоттысячное войско провожало в последний путь, в Самарканд, скончавшегося внезапно своего солнцеподобного эмира.

Тысяча спешившихся конников в глубоком трауре вела под уздцы расседланных рысаков, покрытых пурпурными шелковыми попонами. Триста босых жен с разодранными в кровь щеками и грудью, облаченных в белые саваны, оплакивали последний путь владыки. Из них двенадцать любимейших, став на колени, следовали за обвитым золотой парчой серебряным гробом, покоившимся на плечах двенадцати чернокожих рабов, – этим двенадцати избранницам предстояло быть заживо похороненными вместе с Тамерланом…

Так гласит летопись.

Не верьте ей!

Не было никакого трехсоттысячного войска, никаких трехсот жен с разодранными в кровь щеками и грудью. И серебряного гроба, обвитого золотой парчой, не было тоже.

Под грабовой поленницей похоронили я и Тристан завернутого в газету и целлофановый мешок кровавого тирана. И ни у одной из его жен не было в мыслях последовать в могилу за своим повелителем. Какое там – в могилу! Ци-Ци-Ли даже позволила себе заявить во всеуслышание:

– А он для меня давно уже был мертвецом…

– Замолчи, несчастная, не гневи Бога! – зашикала на болтунью Ци-Ци-Ли набожная Яна Курица. Вот и все. Остальные и не взглянули на могилу.

Но вот о чем следует сказать: не знаю, то ли от угрызения совести – как-никак, а он был им мужем, – то ли по случайному совпадению, то ли еще по какой причине, – в день похорон Тамерлана ни одна из его вдов не снесла яйца.

Солнце

Посвящаю памяти моего друга Гулды Каладзе. Он первый показал мне зеленый луч, засиявший на диске заходящего в море солнца.

Перевод З. Ахвледиани

В шесть часов утра оно взошло и золотой диадемой увенчало гору Эрцаху.

– Здравствуй, Эрцаху!

– О Творец! Где ты? Истомилась душа в ожидании!

– Я здесь! – сказало Солнце.

– Мороз сдавил меня своими обручами, трещит голова, дышать уже нечем! Всю ночь я не смыкала глаз! Помоги!

– Терпенье!

Солнце поднялось выше, диск его засиял, засверкал, и вдруг с неба хлынул поток света и тепла. Ледяные обручи на челе Эрцаху заскрипели, потом напряглись и… лопнули. Эрцаху вздрогнула.

– Слава тебе, Творец! – воскликнула Гора, вытирая со лба холодный пот. Светило улыбнулось. Вокруг его царственного ока легли мелкие морщинки.

– Слава тебе! – повторила Эрцаху и умолкла.

Солнце поднималось все выше. В ущельях, балках, расселинах склонов Кавкасиони нарастал великий шум. Гремели, грохотали низвергающиеся с головокружительных высей лавины. Клубы пара и снежной пыли окутали Эрцаху.

Потом туман рассеялся. Прояснилось. Гора протерла глаза и украдкой взглянула на Солнце. Оно было уже высоко.

– Началось! – проговорила Гора.

– Что? – спросило Солнце.

– Рождение!

– Чье?

– Детей и внуков моих – Кодори, Псоу, Келасури, Гализги…[158]

– И все они твои?

– Мои и моих сестер.

– Да умножится род ваш! – благословило Солнце Гору.

Эрцаху улыбнулась:

– О нет, Творец! В нашем роду наоборот: детей у нас великое множество, внуков меньше, правнуков и того меньше, и, наконец, один-единственный потомок – Море!

Море – огромное, необозримое, необъятное – мирно спало у подножия Кавкасиони.

– Море! – вспомнило Солнце.

…Мальчуган гнал со двора козу на выпас. Обернувшись, чтобы закрыть калитку, он вдруг увидел Солнце и Эрцаху.

– Мама! – крикнул мальчуган. – Взгляни на гору и солнце!

Мать у очага кипятила молоко. Она взглянула на озаренную солнцем гору, и тут же молоко убежало.

– У, чтоб тебе повылазило! – крикнула в сердцах женщина вдогонку сыну.

– Да ты что, баба, ошалела? Ребенок только проснулся, а ты уже проклинать его! – отозвался муж.

– Погляди-ка на Эрцаху, – тихо сказала женщина.

Муж мотыжил во дворе кукурузу. Сощурив глаза, он взглянул на чудо, давно ставшее привычным.

– К погоде, – проговорил он и продолжал работу.

Море все еще сладко дремало, шурша белыми ресницами по прибрежному песку.

– Шшррр. Шшррр… Шшррр…

– Утро доброе! – приветствовало его Солнце.

– О, Светило? Доброе утро!

– Что ты делаешь?

– Три дня тому назад у меня утонул человек… Исчез… Все во мне так и кипело, бурлило от волнения! Его не было видно нигде! Но наконец он все же нашелся. И тогда только улеглось мое волнение…

– Кто же он?

– Не знаю… Никто его не искал… Мои волны вынесли его на берег… Потом пришли два человека и унесли его куда-то.

– Куда?

– Не знаю… Ведь я не могу следовать, как ты, за людьми! – улыбнулось Море.

– Началось! – сказало вдруг Солнце.

– Что? – спросило Море, широко раскрыв веки.

– Люди пришли.