Я без ума от французов (СИ)

– Я так и знала, – Приска вздыхает и лезет в карман. – Спокойно, это просто сигареты, – она достает портсигар и зажигалку и снова закуривает. – Ну, по крайней мере, у нас завязался диалог. А ты, Сел, помолчи, и так уже сегодня сказал мне достаточно приятного, – она поднимает руку, заметив желание Селестина что-то сказать, и снова по привычке становится хозяйкой положения. – Итак, давай я обрисую тебе ситуацию, горячая итальянская детка. За свою жизнь я плачу Тиру не только собственной безопасностью, но и половиной своего наследства, – Селестин поднимает на Приску абсолютно недоуменный взгляд, но она только выпускает колечко дыма, не смотря на него. – Если я буду жить – он и Селестин получают мои миллионы, если умру – то хер им обоим, все получит мой брат. И подумай, пожалуйста, детка, куда Тир засунет тебе этот пистолет и сколько раз выстрелит, когда узнает, что именно ты бездарно проебал всего его деньги.

– Ну, вообще, если она не врет, в этом есть логика, – Селестин переглядывается с Цицеро и пожимает плечами. – Нет, не в том, конечно, что Тир засунет… а, забудь. В том, что если она заплатила ему, то не очень разумно будет убивать ее, не посоветовавшись с ним, согласен?

– Если она не врет?! – Цицеро, как всегда, выуживает из чужих фраз в первую очередь то, что для него важнее другого сейчас.

– Она может, – Селестин вздыхает. – Та еще лгунья.

– Ну спасибо, – ядовито говорит Приска. – Я смотрю, ты так и хочешь, чтобы он меня пристрелил. Знаешь, я бы показала то, что написала Тиру, но, боюсь, мое признание он увез с собой.

– Признание? – Селестин поднимает бровь.

– Признание в убийстве Лефруа. Мне пришлось его написать, – Приска недовольно стряхивает пепел, отводя взгляд. – Но он забрал его себе, так что ты вряд ли мне поверишь. А раздавать такие направо и налево я не собираюсь, особенно всяким психам.

– Ты правда написала это? – Селестин совершенно поражен.

– Да, – Приска смотрит на них всех гневно. – Да! Вот такая я дура! Я столько в жизни никому не платила, сколько Тиру, так что, может быть, ты уберешь пистолет, мать твою?!

– Вообще звучит убедительно, – Селестин дергает краем рта. – Но не знаю, она обычно очень хорошо врет.

– Цицеро, – Элизабет легонько дергает маленького итальянца за руку, вынуждая его опустить взгляд. – Дай ей сказать и поедем уже. Мы тут стоим, а Тир может быть где угодно. Если она не сдала нас Лефруа до сих пор, то и не сдаст больше. А потом вы с Тиром это решите, правда ведь? – она смотрит прямо, и Цицеро напряженно выдыхает. И расслабляет хватку на рукояти пистолета.

– Ладно-ладно-ладно! Тебя будут драть все черти в аду, шлюха, но Цицеро обещает не делать в тебе лишних дырок для них! Говори уже! – он убирает пистолет в поясную кобуру и хмуро скрещивает руки на груди.

– А ты действительно горячий, детка, я начинаю понимать, почему Тир с тобой спит, – Приска тихо и коротко смеется. – Ладно, к делу. Судя по всему, до тебя люди Лефруа еще не добрались, Сел.

– Ну как тебе сказать, – Селестин не то что не хочет врать, но после всего уже не боится показывать, что настроен серьезно.

– Тогда даже не хочу спрашивать, что с ними случилось. Но что-нибудь нехорошее, да, горячая детка? – Приска резко улыбается и подмигивает Цицеро, отчего тот кривит лицо. – Ладно, не думай только, Сел, что ты такой особенный или что Лефруа такой догадливый. Его люди вломились к Стефану пару часов назад, он звонил почти в истерике. Кажется, только я осталась вне подозрений, но поняла, что тебе такое не грозит, и сразу поехала сюда. Но раз с этим вы уже разобрались, то перейдем к следующему вопросу. Лефруа позвонил мне почти перед выходом и много ругался. Видишь ли, сегодня он держал за руку своего убийцу и отправил своих людей за ним, хотя, полагаю, вы об этом знаете. А вот о том, что произошло дальше… Я не знаю, горячая детка, как ты оказался здесь, а не в машине Тира, но могу сказать, что тебе очень повезло. Лефруа позвонили из полиции, когда его машину обнаружили на трассе. Не совсем в целом виде, как вы понимаете. И с не совсем целыми людьми внутри. Прямо сказать, полицейские среди этих ошметков долго опознавали бы людей, если бы не Лефруа.

– Среди чего? – голос у Селестина еще непонимающий, но резко сиплый.