Я без ума от французов (СИ)

– Нет, Тиерсен, – Богоматерь подбирает свои цветы, оставленные на панели, и они совсем не подвяли, хотя за окнами машины уже и занимается синеватый рассвет.

– Отлично. Зато у машины точно есть, – Тиерсен смотрит через лобовое стекло – на удивление целое – и отмечает, что, несмотря на то, что он въехал в дерево, капот не разбит всмятку. Но выходить из машины и оглядывать ее спереди все равно не хочется.

– Не думаю, что с ним что-то случилось, – спокойно отвечает Богоматерь, снова сплетая стебли. – Но если и случилось – ты наверняка сможешь что-нибудь сделать.

– Ха-ха, очень смешно, – ядовито говорит Тиерсен, все-таки выбираясь из машины и осторожно разминая затекшее тело. Он замечает, что в речи Богоматери что-то прозвучало не так, но никак не может понять, что.

– Не обязательно починить, но хотя бы определить, что сломано, – Дева Мария даже не отвлекается. – На Святом Слове мы никуда не доедем, конечно, но нахождение причины поломки – уже часть пути к ее устранению.

– Все, хватит, я уже понял, тебе нравится надо мной издеваться, – Тиерсен обходит свой кабриолет спереди и вглядывается в капот, который в рассветных сумерках под тенью деревьев не так уж хорошо видно, хотя заметных повреждений – потрясающе, но вроде бы нет. – Ты же отлично знаешь, что я понятия не имею, как эти штуки изнутри устроены, – пальцы Девы Марии вздрагивают на долю секунды. – Да-да, посмейся еще, вот такой я криворукий у родителей вышел, если капот открою с первой попытки – уже достижение. Но механизмы – это вообще не мое, и ты… Стоп, – Тиерсен замирает и поднимает голову. – Стоп. Ты ведь… ты ведь знала об этом, так?

Дева Мария не отвечает и не отводит взгляда от своих цветов, и ее пальцы неторопливо скользят по тонким стеблям.

– Ты знала об этом? – громче спрашивает Тиерсен, стирая подтекающую кровь, и виски у него снова начинают побаливать. Но ответа он все еще не дожидается. – Ты слышишь меня вообще? Ты же Дева Мария, Матерь Божья, ты не можешь не знать о том, что я не разбираюсь в автомобилях. Ты должна знать все обо всех своих детях!

– Ты думаешь? – Богоматерь наконец соизволяет поднять взгляд на Тиерсена. – Кто тебе сказал? – но он не поддается на провокацию:

– Или… ты что, просто сказала это, сказала, что я разберусь в этом, потому что… потому что я произвожу такое впечатление? Потому что… я мужчина? Потому что мужчины должны разбираться в машинах, а не печь пироги и закручивать банки с джемом?

– Кто сказал тебе, что я должна это знать? – спокойно повторяет Дева Мария, но Тиерсен только подходит ближе и хватается за крышу автомобиля, наклоняясь.

– Потому что ты Бо-го-ма-терь, черт тебя возьми!

– Не богохульствуй, – она одергивает его отстраненно.

– Да какая, к дьяволу, разница? Ты знаешь обо всех моих мыслях, знаешь о том, что я вижу во сне, знаешь, что я представляю, когда дрочу в душе, но не знаешь, что я не разбираюсь в машинах, мать их? Да меня при устройстве в полицию проверяли лучше, чем на должность Мессии!

– А тебе не кажется, что для этой… должности важны другие качества? – Богоматерь смотрит на него спокойно и незамутненно.

– Хорошо. Хорошо, ладно, – Тиерсен примирительно поднимает руки, чувствуя сильную ноющую боль в висках. – Допустим, я погорячился. Тогда давай другой вопрос. Почему я уехал из дома в Италию? Это ты должна знать.

– Потому что ты убил свою невесту, – размеренно отвечает Дева Мария. – Нечаянно, Тиерсен, я знаю, в этом нет греха.

– Хорошо. Еще вопрос, – Тиерсен не собирается останавливаться, он чувствует какой-то очевидный подвох, пусть все еще не понимает, в чем он. – Где я встретил Цицеро?

– В церкви, мой милый Тиерсен. Подходящее место, пусть твою голову и полнили неподходящие мысли, – Дева Мария усмехается краем губ.

– Ладно, допустим, в твоих знаниях обо мне есть логика. Тогда еще один вопрос. Как я лишился девственности?

– Сколько еще вопросов ты будешь мне задавать? – Богоматерь чуть сводит брови. – Тиерсен, я позволяю тебе многое, но не забывай, с кем ты говоришь. Не с девицей, которую можно допрашивать.

– Это последний вопрос, обещаю, – Тиерсен наклоняется ниже, опираясь ладонями на сиденье. – Просто ответь мне, и мое раскаяние будет безграничным. Как. Я. Лишился. Девственности?

– Видимо, ты все еще не понимаешь смысла раскаяния, Тиерсен. Заведомо совершенное…

– Как я лишился этой гребаной девственности, мать твою, ответь мне! – Тиерсен кричит Богоматери в лицо, и она плотно сжимает губы, и он видит в ее взгляде что-то такое темное, чего никогда не видел, даже в самых страшных кошмарах. Но Тиерсен уже закален своими снами. И он никогда не отворачивается.

– Ты… – Богоматерь всматривается в его глаза, и Тиерсен видит черное пламя, но не отводит взгляда. Он чувствует, что осталось совсем немного. И хотя все тело начинает болеть, хотя холод проходит до каждой кости, он только требовательно сжимает пальцами темную обивку и дышит часто, не опуская глаз. И Богоматерь приоткрывает губы:

– Это была привлекательная девушка, она понравилась тебе… – она не успевает осечься, когда Тиерсен дергает краем рта, перебивая: