Я без ума от французов (СИ)

– Стоп, – говорит он спокойно под дулом пистолета. – Стоп, – поднимает рацию, держа палец с идеальным маникюром на кнопке. – Опусти пистолет, мой дорогой, не вынуждай меня нажимать эту кнопку. Ведь если внизу услышат звуки стрельбы, ты отсюда уже не выйдешь. Как и я, впрочем, но это уже формальности, ведь тебя на самом деле куда больше волнует твоя жизнь, чем моя, – Лефруа сжимает рацию плотнее. – Так что, может быть, поговорим, Тиер? – его голос низкий, с легким хрипловатым придыханием, как и всегда. И он не торопится, улыбается, давая Тиерсену подумать.

Тиерсен смотрит в глаза Лефруа, оценивая ситуацию. Да, если честно, он не ожидал, что дядя будет настолько готов к их встрече. Но приходится исходить из того, что есть. Тиерсен выдыхает через нос и медленно опускает пистолет.

– Хорошо, мы поговорим. Но не здесь.

Лефруа наклоняет голову:

– Тиер, мой дорогой, я столько лет по мере возможности пытался привить тебе правила этикета, и все напрасно. Даже сейчас ты ведешь себя, как глупый и невоспитанный ребенок. Но, видишь ли, мы в такой патовой ситуации, в которой нет смысла грубить, но есть необходимость в разговоре. Сейчас. И здесь, – Лефруа всегда невозможно решителен, и его низкий тон привычно подавляет.

– Знаешь, дядя… – но Тиерсен никогда не поддавался на это, в отличие от остальных членов их семьи: из сыновей дедушки Жерома только Лефруа мог сравняться с ним характером, но если кто и унаследовал эту жесткость из его внуков – так именно Тиерсен. – Ситуация, конечно, ничейная. Если я подниму пистолет, ты вызовешь охрану, если ты вызовешь охрану – я тебя пристрелю. Но, как видишь, ты умрешь в любом случае. И поскольку я гарантированно лишу тебя жизни, а мне еще предстоит посражаться за свою, то давай сойдемся на том, что ты находишься в чуть менее выгодном положении. И ставить условия здесь буду я. Мы поговорим, дядя, не сейчас и не здесь. Поднимайся.

– Ты ужасен, – Лефруа вздыхает, пересаживаясь удобнее. – Бесцеремонный, прямолинейный, резкий. Ты действительно думаешь, что я куда-то поеду с тобой?

– Я выстрелю, дядя, – Тиерсен качает головой.

– И что же стоит такого риска? – Лефруа плотно сжимает свой чувственный рот. И Тиерсен думает. Но не находит, что ответить. “Любовь к своему делу, смерти, сумасшедшим богам” – столько вариантов. – Хорошо, дай я сам предположу, – Лефруа невозможно спокоен. – Селестин?

– Что? – Тиерсен не слишком понимает.

– Селестин, – Лефруа не меняет ни взгляда, ни тона, но в самом его лице появляется что-то задумчивое. – Я угадал? – он вглядывается в Тиерсена, а тот даже не хочет возражать. В конце концов, если подумать… – А я всегда говорил Франсуа, что когда его старшему сыну восемнадцать, а младшему тринадцать, и они спят в одной постели – это ненормально. Но я понимаю тебя, Тиер. Любовь всегда толкает людей на ненормальные поступки. Они готовы уродовать своих детей, вожделея их, готовы предать собственного отца ради родного брата, готовы умереть, чтобы принести своей любви голову ее врага, – но в голосе Лефруа нет ни нотки обвинения, и Тиерсен только дергает плечом.

– Ты бы сделал то же самое для Серафена, – он знает, что вообще не стоит разговаривать сейчас, но и просто игнорировать Лефруа со всем их совместным прошлым – тяжелее, чем кажется.

– Воистину, я думал, что ты умнее, мой дорогой, – Лефруа хмыкает. – Что ты любишь деньги – это было бы проще – или ненавидишь меня за что-то – не так просто, но все равно проще. Тогда я бы мог выйти из этой неловкой ситуации прямо сейчас. Но – что же – хорошо, давай поговорим в другом месте. Может быть, я найду то, что заставит тебя передумать, – Лефруа двигается назад и резко поднимается, опираясь одной рукой на бортик, сжимая во второй рацию. – Мне можно одеться?

– Нет времени, – холодно отвечает Тиерсен, отмечая, что Лефруа действительно постарел. Бледная кожа уже дрябловата, небольшой живот с густой дорожкой темных волос откровенно заметен на стройном теле, мышцы почти не развиты, хотя спина все еще невыносимо прямая, и широкие плечи расправлены.

– Ну хотя бы халат надеть мне можно? – ядовито спрашивает Лефруа, осторожно шагая назад, наступая на холодную плитку босыми ногами. Вода течет по его телу, оставляя на темном мраморе растекающиеся лужицы.

– Подожди, – Тиерсен не менее осторожно подходит к вешалке, внимательно следя за левой рукой Лефруа – оба близнеца всегда были левшами, – но все еще не поднимая пистолет. И только ощупав карманы халата, Тиерсен кивает, отходя: – Да, можешь надеть.

– И на этом спасибо, племянничек, – Лефруа ровно шагает к вешалке и, ловко накидывая на плечи халат, так, чтобы не выпустить рацию, умудряется быстро повязать пояс и даже вдевает ноги в мягкие тапочки. Он не знает, куда Тиерсен поведет его, но, в любом случае, перспектива идти босым даже в такой ситуации его не прельщает.

– Хорошо, – Тиерсен кивает. – А теперь мы спустимся вниз и пойдем через двор – я видел машины на стоянке. И если мы встретим кого-то из твоих людей, ты сразу скажешь им, что все в порядке, если не хочешь быть живым щитом. Договорились?