Я без ума от французов (СИ)

– Я точно больше не нужна? – уточняет Альвдис.

– Точно, – Тиерсен улыбается.

– Ну ладно, тогда я действительно приняла бы ванну, – Альвдис улыбается ему в ответ и снимает передник через голову. – А потом вернусь помочь с салатом. Лод? – она поворачивается к Лодмунду, который вносит на кухню очередную порцию вин. – Я пойду в ванную и полежу немного.

– В ванную? – Лодмунд опускает ящик на табурет. – Я тебе еще нужен, Тир?

– Вообще еще… нет, – Тиерсен улыбается, понимая. За орехами и прочими мелочами он потом сходит сам, а пока пусть хоть у кого-то из них будет по-настоящему рождественское настроение.

Когда Лодмунд и Альвдис уходят, он все-таки ставит гуся в духовку и помешивает соус. А потом достает из холодильника свежее фуа-гра, за которым только вчера съездил на ферму. Нарезая его, Тиерсен прикидывает, как бы успеть сделать все закуски ровно к подаче на стол и еще тоже вымыться и переодеться: до вечера, конечно, достаточно времени, но… Гулкий звук дверного молотка опять отвлекает его от мыслей, и Тиерсен снова вытирает руки о передник, отправляясь к дверям. Открывать сейчас все равно больше некому.

– Детка! – Приска не дает ему даже сказать что-то, сразу обхватывая за шею, окутывая запахом сладких духов, тонкого табака и мехом на воротнике манто.

– Да-да, сестренка, хватит меня душить, – Тиерсен кашляет, когда мех забивается ему в нос, и Приска размыкает руки, улыбаясь.

Селестин тоже улыбается, но молча, и протягивает Тиерсену руку, стянув перчатку, и тот с готовностью пожимает ее. С большей радостью, чем только что обнимал Приску, но они все привыкли к этому.

– Так, оставьте пока вещи в холле, – Тиерсен замечает чемодан и сумки у ног Селестина, – я чуть позже вас устрою, и идите на кухню, я сейчас там… творю, – он направляется обратно, пока Селестин распутывает шарф, а Приска стягивает перчатки и начинает расстегивать манто.

– Творец, тоже мне, – Приска снимает платок с головы и тут же начинает ужасаться малость помятой прическе, и Селестин смеется над ней, совершенно по-детски дергая за пряди и растрепывая их еще больше. Наедине друг с другом братья и сестры всегда немного остаются детьми. Даже когда вырастают, даже если трахаются по ночам, даже если решили попробовать жить вместе.

– Ты отлично выглядишь, сестренка, – Тиерсен окидывает Приску взглядом, когда та заходит на кухню. – Великолепно.

– Не подлизывайся, с укладкой у меня черти что, – Приска капризничает, но она явно довольна: платье, украшения, туфли – все подобрано идеально, даже на скромной семейной вечеринке она собирается выглядеть так, как на дорогом приеме.

– И ты тоже, братец, – Тиерсен улыбается, переводя взгляд на Селестина, который держит в руках какие-то свертки. Тот тоже одет невозможно аккуратно и презентабельно, костюм сидит так, будто его шил Бог, а надевали ангелы: так говорила их мать, когда они были маленькими, и Тиерсен сейчас смутно понимает, что она имела в виду. Его Селестин все детство был худым черноволосым ангелочком, а Тиерсен тянул разве что на чумазого и страшненького чертенка. И сейчас, по сути, ничего особенно не изменилось.

– Спасибо, – Селестин вежливо улыбается. – Мы можем чем-то помочь?

– В такой одежде? – Тиерсен смеется. – Нет уж, вы можете только если отдыхать и приводить себя в порядок. Хотя я сейчас немного занят, но… если ты, Сел, сходишь на улицу и найдешь Джохара, он быстро освободит вам какую-нибудь комнату. Господи, что бы я без него делал…

– Да ладно, мы можем пока посидеть с тобой, – Приска берет одну из бутылок и одобрительно прикусывает губу, читая этикетку.

– Да, мы теперь никуда не торопимся, – Селестин кивает. – Но перед тем, как отдыхать… Ты говорил, что с Цицеро опять проблемы. И мы привезли ему кое-что, не знаю, насколько это поможет, но, надеюсь, хоть немного скрасит этот вечер, – он кладет свертки на край стола, а Приска не дожидается ответа Тиерсена и подходит к окну, распахивая его.

– Эй, Лиз и горячая детка! Приехали Мотьеры и привезли подарки! – она высовывается почти наполовину и кричит громко, задорно. – И если поторопитесь, получите их сейчас, а не ночью!

Элизабет радостно вскрикивает, оборачиваясь, и сразу оставляет стрельбу, бегом направляясь к дому. Цицеро фыркает и опускает пистолет, почти степенно шагая вслед за ней. Он не собирается торопиться, по крайней мере, не в нынешнем настроении.

Объятия с малышкой выходят сумбурными, холодными, как только она распахивает дверь на кухню. Приска легко ворчит, что Элизабет все ее платье извозит снегом, но все-таки обнимает кузину, целуя в обе щеки. А Селестин легко становится на одно колено, позволяя Элизабет обхватить его за шею и зарыться носом в апаш пиджака.