Я без ума от французов (СИ)

– Да что такое? Ты уже пугаешь меня, – он хмурится. – Объяснишь наконец, в чем дело?

– Цицеро… – маленький итальянец всегда сбивается, когда говорит о таких вещах, – видел сон.

– Это я уже слышал, – Тиерсен вздыхает.

– Цицеро видел Тиерсена во сне… тоже, – маленький итальянец не смотрит на него, но его голос становится более решительным. – Видел его на крыше. И на асфальте потом.

– То есть… Подожди. В твоем сне я упал с крыши, так? – Тиерсен спрашивает мягко, и Цицеро дергает подбородком, видимо, кивая. – Так это же отлично! – в голосе Тиерсена резко появляется энтузиазм, и Цицеро переводит на него взгляд, удивленный и рассерженный одновременно. – Тогда мне точно надо залезть на парапет! Я не упаду, – он сразу поднимает руку, – с координацией движений у меня уже тридцать лет как все в порядке. Но если это произошло в твоем сне… может, это какой-то знак, – он пожимает плечами. – В любом случае, это звучит как неплохой вариант.

– Нет! – Цицеро на редкость настойчив. – Цицеро не позволит тебе! – желтые глаза горят от злости, и Тиерсен даже замирает неловко.

– Все в порядке, я не упа…

– Цицеро не позволит тебе, слышишь ты или нет?! Не позволит! – это уже почти истерический визг, и Тиерсен машинально оглядывается, но внизу их как будто никто не слышит. Наверное, ветер уносит звуки.

– Цицеро, послушай меня…

– Нет! Нет-нет-нет! Цицеро слушал тебя, Цицеро слушает тебя, но Цицеро не даст тебе и шага отсюда сделать! – рука слишком близко к поясу, отвести полу пальто и выхватить пистолет – секунда.

– Цицеро, – но на Тиерсена тоже напала упертость. – Я сказал, что пойду туда, значит, пойду. И я приказываю тебе, – он не хотел так, но, видимо, по-другому повлиять на Цицеро сейчас невозможно, – стоять здесь и ждать… чего-нибудь, – решительность и уверенность как-то плавно сошла на нет к концу предложения – Тиерсен сам не ожидал, что начнет его так резко, – но смысл остался верным. – Приказываю, – он повторяет на всякий случай, пусть ему и неприятно видеть, как меняется Цицеро в лице, как сводит руки за спиной, как сжимает челюсть, смотря на него прямо.

– Если Тиерсен приказывает, Цицеро не двинется с этого места, конечно, даже если прилетят чайки-самоубийцы и выклюют ему глаза***, – он говорит медленно и жестко, и Тиерсен знает, что ничем хорошим это не кончится, но он уже сказал то, что сказал. И он поворачивается к Цицеро спиной и подходит к парапету, стряхивая с того снег. Камень и правда заледеневший, но Тиерсен не видит других вариантов.

– И прекрати так громко дышать, – бросает только и забирается на парапет, на секунду раскидывая руки и слыша сзади не то рассерженный, не то взволнованный вздох.

Тиерсен смотрит на город спокойно, стараясь сделать все быстрее, пока его не заметили и не приняли за самоубийцу, но – опять ничего. Хотя нет, Тиерсен чувствует что-то, но шумное, напряженное дыхание Цицеро за спиной, чуток хрипловатое через открытый рот, его отвлекает и никак не дает сосредоточиться. Но Тиерсен чувствует… уют. Этот прибрежный город выглядит очень уютно, даже в такой пасмурный день. Улицы белы от снега и украшены к Новому году, прохожие теряются в переулках между низких домов, а от набережной вдали сюда доносятся запах моря и шум кораблей. И Тиерсен вдыхает, вбирает все это в себя, чтобы выпустить паром изо рта, чтобы оставить это частью воспоминаний внутри. Но, как ни крути, как ни желай обратного, эти воспоминания свежи, и в них нет ничего, ни единой подсказки или зацепки о том, чего Тиерсен не помнит. И ни в красноватом кирпиче, из которого почти целиком сложен город, ни в далеких серых отсветах Ла-Манша этого нет. А от одних уюта и красоты города пользы никакой. И Тиерсен вздыхает и разворачивается, спрыгивая с парапета.

– Ну и все, видишь, со мной ничего не случилось. Я никуда не упал. Правда, ничего хорошего тоже нет, – Тиерсен подходит к Цицеро. – Ну что, пойдем вниз?

– Не трогай Цицеро! – маленький итальянец резко дергается, когда Тиерсен касается его плеча.

– Да теперь-то…

– Это всегда что-то! – Цицеро кричит на него и никак не дается, хотя Тиерсен и быстро оставляет попытки его коснуться. – Всегда! Тиерсен опять думает только о себе, всегда думает о себе и никогда о Цицеро!

– Что? – тут уже очередь Тиерсена искренне возмущаться. – Это я о тебе не думаю? Да я только о тебе и думаю! Все эти годы, вся эта жизнь, – он разводит руками, – только из-за тебя.

Цицеро дышит тяжело, смотря на Тиерсена злобно.

– Цицеро никогда не просил Тиерсена делать так! – в конце концов он находит единственный аргумент, который можно вспомнить в запале ссоры.

– Не просил, – соглашается Тиерсен. – Так вот и теперь не проси.

– Цицеро и не просит! Цицеро просто… – маленький итальянец срывается: – Это из-за нее все так! Это из-за нее Тиерсен пришел сюда! Из-за нее играет со смертью! Из-за нее заставляет Цицеро… – он захлебывается воздухом, так и не произнеся ни одно из слов, которые крутятся на языке.