Я без ума от французов (СИ)

Внутри слишком сильно пахнет косметикой и духами, и Цицеро чихает сначала, но терпеливо следует за Альвдис. Он в жизни не видел столько женского белья в одном месте и не уверен, что знает, для чего все это. Например, эти странные подвязки, которыми даже не задушить никого толком. Но Альвдис оглядывается так, будто отлично разбирается во всем, и Цицеро доверяет ей, расслабляясь и с интересом смотря, как она перебирает тонкую ткань в поисках чего-то. Сама Альвдис чувствует себя ужасно расточительной, купленное вместе с остальной одеждой хлопковое белье сидит на ней отлично, но она еще в прошлой, нормальной жизни покупала пару раз шелковое, и, наверное, хочет напомнить Лодмунду о том, что теперь они могут быть так же свободны, как тогда.

– И как это работает? – Цицеро с сомнением подцепляет пальцем тонкий кружевной пояс для чулок. – Оно же порвется под одеждой.

– Это… не носится под обычной одеждой, – Альвдис улыбается. Она могла бы назвать Цицеро странным мужчиной, но и так знает, что он очень странный, и совсем не из-за того, что, кажется, действительно не понимает, зачем нужны красивые чулки. – Это надевается для другого.

– Для чего? – Цицеро любопытен, как ребенок.

– Ну… хм-м… Например, чтобы разнообразить удовольствие в постели, – говорит Альвдис негромко, оглядываясь на наблюдающих за ними продавцов.

Цицеро задумывается ненадолго.

– И кой толк от этого, если все равно придется снимать?

– Обычно мужчинам нравится это. И снимать, и смотреть перед тем, как снять, – уточняет Альвдис. – В общем, такое белье – это привлекательно.

Цицеро пытается представить Тиерсена в чулках и совершенно не находит это привлекательным. Впрочем, он тоже привык считать себя странным.

– Знаешь, – Альвдис разговаривается, прикладывая к себе плечики с длинной сорочкой и вешая их обратно, – когда я была маленькой, то думала, что такие вещи носят только проститутки, – она хихикает негромко. – А потом, когда встретила Лода, поняла, что хочу быть для него привлекательной. Может быть, даже соблазнительной, – она улыбается, будто это их с Цицеро маленький секрет: Альвдис не стесняется маленького итальянца, как не стеснялась бы Тиерсена. Они оба быстро стали для нее словно братья, с которыми в разговорах нет запретных тем, и это очень непривычно, но не отталкивающе. – И сейчас… мне тоже хочется быть для него особенной. Последние три года мы занимались любовью не то что не всегда в постели, не всегда чистыми, а в этой стороне жизни все-таки должна присутствовать какая-то романтика… нужно как-то разогревать страсть. Что скажешь вот об этом? – она показывает Цицеро изящный комплект нежно-розового белья. Маленький итальянец отстраненно кивает: ему все это не очень интересно, и он соглашается больше для того, чтобы Альвдис быстрее выбрала. Но через несколько секунд он хмурится обеспокоенно, обдумав то, что она сказала. Ему такие вещи в голову не приходили.

– И что случается, если этой… романтики нет? – спрашивает он осторожно, идя за Альвдис к следующей полке.

– Ну, ничего особенного, просто двое меньше хотят друг друга, реже занимаются любовью. Обычное быстро приедается. Думаю, в конце концов это все равно случится, но я хочу оттянуть этот момент как можно дальше, – Альвдис улыбается счастливо: конечно, она еще молода и красива, и сейчас чувствует это особенно остро. А вот Цицеро начинает беспокоиться еще сильнее, думая о своей насущной проблеме.

– Цицеро тоже нужно что-нибудь такое!

– Что? – Альвдис недоуменно оборачивается.

– Цицеро сейчас же нужно что-нибудь… как у Альвдис!

– О, – Альвдис даже не знает, с чего начать. – Нет-нет, тебе такое… не нужно, – она едва удерживается, чтобы не рассмеяться громко, глядя на странно напряженного Цицеро. – Слушай… я даже не знаю, как объяснить, но это точно тебе не нужно.

– Почему? – золотой взгляд требователен и растревожен.

– Ну… это для женщин.

– Но Альвдис сказала, что обычно мужчинам это нравится! – Цицеро резко краснеет пятнами.

– Я имела в виду, на женщинах! – Альвдис даже не считала нужным это уточнять. – Иногда я все-таки удивляюсь, как ты не знаешь обо всем этом, дожив до своих лет.

– И Альвдис о том же! – Цицеро раздраженно передергивает плечами. Он ужасно неловко себя чувствовал и секунду назад, а теперь еще хуже.