Я без ума от французов (СИ)

– Это всего лишь танец, – Селестин удивленно поднимает голову. – Конечно, я бы позволил себе поухаживать за Альвдис, будь она свободна, но, раз нет, ограничимся… Что ты танцуешь? – он оглядывается в поисках места, куда поставить патефон.

– Думаю, смогу что-нибудь из свинга, – немного неуверенно говорит Альвдис.

– Отлично, я тоже его люблю. Тир сказал, что здесь любят танцевать, и я подумал, почему бы не привезти вам кое-что для этого. У меня еще коробка с пластинками в машине, сейчас принесу, – он опускает патефон на высокую тумбу и, стряхнув капли воды с волос, выходит. Цицеро тут же отставляет бокал, чтобы завести пружину: конечно, его этот сюрприз радует много сильнее, чем остальных.

Селестин танцует с Альвдис, потом Лодмунд танцует с Альвдис, и они пьют пунш, а Цицеро скидывает туфли и забирается на диван с ногами, обхватывая ладонями свой теплый бокал. Маленькому итальянцу тоже хочется танцевать, но не под эту музыку, и пока его устраивает смотреть.

– А где Тир, кстати? – Селестин опускается в кресло рядом. – Я его даже не видел.

– На кухне, – немного отстраненно отвечает Цицеро.

– Хм-м, опять увлекся приготовлением чего-нибудь очень вредного и сладкого? Сейчас схожу и приведу его.

– Цицеро может сходить! – маленькому итальянцу только сейчас приходит в голову, что Тиерсена действительно можно поторопить.

– Ладно, только давай быстрее, а то у нашей дамы танцев на него не останется, – Селестин улыбается. – И лично я очень проголодался, пока сюда ехал.

Цицеро поднимается быстро и прихватывает наполненный для Тиерсена бокал, отправляясь на кухню. Оттуда горячо пахнет сладкой выпечкой, и сам Тиерсен предсказуемо находится за одним из столов с миской сахарной пудры в руках. Он отточено и как-то ласково посыпает печенье, раскладывая его на большом блюде и опуская рядом нарезанные ягоды клубники. Тиерсен все делает обстоятельно, он так же аккуратно выбивает зубы мертвецам, вкладывая их в маленькие пакетики, так же заботливо чистит и смазывает оружие, с такой же любовью к своему делу зажимает рот жертве перед тем, как вбить клинок между шеей и плечом. И Цицеро обычно любит на это смотреть, но не сейчас, когда движения кажутся ему слишком медленными.

– Идем танцевать, Тиерсен! – он почти расплескивает пунш, быстро подходя и опираясь спиной на стол.

– Сейчас, я только разложу все, достану пирожные и… точно, маслины в бутерброды. Буду через пять минут, – Тиерсен выключает духовку и открывает ее, надевая прихватки. – Да, еще крем. Через десять, – пока он достает противень, Цицеро цепляет одно из печений, и Тиерсен торопливо ставит пирожные, успевая выхватить его почти изо рта маленького итальянца. – Да подожди, – Тиерсен аккуратно опускает печенье обратно. – Лучше ничего не трогай, я сейчас… Эй, прекрати! – он хватает горячее пирожное одновременно с Цицеро. – Я сейчас все принесу и будешь есть, сколько влезет, – Тиерсен не может отдернуть руку, чтобы не смять нежное тесто в бумажной форме, но и Цицеро держит пирожное крепко.

– Не хочешь пунша, Тиерсен? – спрашивает лукаво, перетягивая пирожное на себя.

– Пожалуй, я сегодня обойдусь кофе. Ладно-ладно, забирай, – Тиерсен разжимает пальцы, улыбаясь, и пригубливает густой черный кофе из оставленной рядом чашки.

– Кофе-кофе-кофе! Фу! От одного бокала хуже не будет! – Цицеро мигом сдирает бумагу и говорит уже с набитым ртом. И, даже не думая обтереть руку от масла и крошек, протягивает Тиерсену полный бокал.

– Ну, если только от одного, – Тиерсен вздыхает и отпивает немного пунша, чувствуя, как его сладкий вкус смешивается с горьким кофейным и через несколько глотков перекрывает вовсе. – Эй, ну хватит уже! – он перехватывает запястье Цицеро, замечая, как тот пытается незаметно стащить еще одно пирожное с противня. И нежно прижимает его руку к столу, опустошая бокал одним глотком и ставя его в сторону, чтобы коснуться ласково шеи. – Я правда сейчас закончу и приду, – он поглаживает теплую шею, скользя кончиками пальцев под воротник. – Ты отлично выглядишь, – говорит негромко, наклоняясь коснуться сладких от пунша губ. И замирает, едва лизнув их. – А это что? – спрашивает удивленно, цепляя пальцами тонкую бретельку. Цицеро коротко вспыхивает: он расслабился от пунша и ласковых поглаживаний и совсем забыл о том, что кое-что не стоит показывать прямо сейчас. Он резко пытается вывернуться, но Тиерсен еще удерживает его запястье и ловко прижимает к себе. – Ну-ка, посмотрим, – Тиерсен сильно держит Цицеро за талию одной рукой, второй отводя воротник рубашки. Цицеро краснеет еще и молча пытается высвободиться из крепких объятий: не то чтобы он представлял себе это по-другому – он вообще забыл это представить, – но точно не хотел быть пойманным и собирался придумать что-нибудь достаточно эффектное и устроить достойное представление.

Тиерсен с совершенным потрясением разглядывает изящное кружево у себя в пальцах и от неожиданности легко отпускает Цицеро, и тот сразу выскальзывает из-под его руки, тут же отступая вбок и машинально поправляя воротник.