Я без ума от французов (СИ)

– Я понятия не имею, что это, если честно. Но мне очень интересно, – Тиерсен поднимает брови, скрещивая руки на груди. Но не зло, только действительно заинтересованно.

– Это… это подарок, – Цицеро редко не может подобрать слова, но сейчас, кажется, именно тот момент. Но оправдываться не в его вкусе, и он делает самый мрачный и язвительный книксен, на который способен, придерживая свой жилет за полы. – Милый Цицеро красиво упакован для своего Избранного.

– Что? Только не говори мне… – Тиерсен еще не уверен, но едва сдерживает смешок. – Ты ведь не одет в женское белье подо всем этим? – мрачный взгляд в ответ заставляет его нервно хихикнуть, и уже через секунду Тиерсен смеется, опираясь рукой на стол и наблюдая за тем, как Цицеро мрачнеет все сильнее, и от этого только хохочет громче. Но маленький итальянец совершенно не разделяет его веселья.

– И что в этом такого смешного, Тиерсен?

– Н-нет, я… – Тиерсен утирает выступившие слезы и старается сдержать новый приступ смеха, хотя это так сложно.

– То есть Цицеро надевал все это для того, чтобы Тиерсен смеялся над ним?! Оно мешается, тянется, оно тесное, все бубенчики пережимает, и Цицеро страдает уже целый час, а Тиерсену смешно?! – совсем раскрасневшийся маленький итальянец легко переходит на крик, но он не злится по-настоящему, скорее просто несдержанно возмущен, ему самому сложно найти нужную эмоцию среди многих, по обыкновению одновременно переполняющих изнутри.

Тиерсен резко перестает смеяться. Он никогда не скажет об этом, но ему где-то на грани сознания нравится, когда Цицеро сердится. Нравится наблюдать проступающий румянец на щеках, нравится, как меняется настроение в желтых глазах. И, к тому же, Тиерсен знает, как и когда это вовремя остановить.

– Я хочу посмотреть на тебя… так, – говорит он негромко, и Цицеро запинается на очередной обвиняющей тираде. – Очень хочу. Где там тебе пережимает… – Тиерсен подходит как-то очень быстро, подхватывая Цицеро под бедра и сажая на свободное место на столе. – Мой маленький шут всегда знает, как меня удивить, – целует коротко в кончик носа и сразу склоняется к губам, не давая больше возмущаться. Но Цицеро толкает его в грудь:

– Тиерсен такой дурак! – и это так по-детски, как и то, как он сразу прижимается сам, обхватывая за шею, раскрывая губы и сильно кусая Тиерсена за язык.

Тиерсен только смеется и целует Цицеро, путаясь пальцами в слоях одежды, добираясь наконец до шелка под рубашкой, и весь вздрагивает от сочного контраста теплой тонкой ткани и горячей кожи.

– Я все еще не знаю, что это, – Тиерсен отрывается от губ Цицеро, продолжая целовать его раскрасневшиеся щеки. – Но ты не представляешь, насколько хочу узнать. Пойдем в постель.

– А как же ужин? – Цицеро скользит ногами вдоль бедер Тиерсена и смеется.

– Ох, черт. Ладно, одну секунду, я сейчас разложу все, отнесем в гостиную и… и в постель, – Тиерсен отпускает Цицеро и торопливо достает еще блюда. Движения рук стремительные и отточенные, он так быстро нарезает оставшиеся ягоды и украшает ими пирожные, что уследить сложно. И маслины будто сами насаживаются на маленькие шпажки, которыми Тиерсен протыкает бутерброды на подносе.

– Раньше бы так, – несильно ворчит Цицеро, наблюдая за тем, как Тиерсен раскладывает ломтики абрикоса по краю блюда, и сам пока неторопливо расстегивает брюки.

– Да где же эта дрянь? – Тиерсен быстро заканчивает почти со всем, но никак не может найти кондитерский мешок и смотрит на Цицеро в поисках помощи. И резко забывает о том, что искал.

Цицеро довольно выгибается на столе, опираясь ногой на край. Вот такая реакция ему нравится: в хорошем представлении все взгляды должны быть прикованы к артисту. И никаких внезапных обнаружений маленьких секретов в процессе.

– Ты совсем с ума сошел, – как-то хрипло говорит Тиерсен и думает, что ему надо бы сесть. Или опереться на стол. Или подойти. Он не очень хорошо думает сейчас.

Кремовый шелк струится по телу Цицеро, и от того, как он сидит, сорочка задрана, обнажая бедра и то, что между ними. Тиерсен сглатывает, смотря, как туго обхватывает ткань член и яйца, как выбиваются по краям рыжие волоски, и это куда лучше, чем он успел представить. Цицеро покачивает ногой и самодовольно улыбается, наблюдая за совершенно онемевшим Тиерсеном.

Тиерсен чувствует себя каким-то гребаным извращенцем, но у него встает на то, что он видит. Мыслей все больше, и они такие быстрые, что не успеешь уследить, но все – о том, как подойти и взять. Нет, Тиерсен раньше бывал с разными мужчинами, но, пожалуй, Цицеро – единственный, кого он знает, кто может надеть что-нибудь подобное и не думать, что что-то не так. Если он вообще знает, что что-то может быть не так. Кажется, в его мире существует только то, чего он хочет, и то, чего нет, но сейчас Тиерсену очень нравится этот подход. С ума сойти, как нравится.

– Мы не дойдем до спальни, – говорит он негромко, и Цицеро только смеется.

– Это замечательная кухня, зачем нам спальня?!