Я без ума от французов (СИ)

– Извини, я не хотела тебя задеть. Но серьезно, это не самая… лучшая идея, – с улыбкой говорит Альвдис, а через мгновение в ее голове мелькает игривая мысль: а почему, собственно? Конечно, за последние месяцы она поняла, что мужчины… состоящие в особых отношениях, на самом деле мало общего имеют с шаблонами в ее голове. То есть они не женственные, не носят какую-то обтягивающую одежду, не тянут манерно слова и вообще если и отличаются от обычных людей, так тем, что целуют по утрам не жен, а друг друга. Но Цицеро эксцентричен, и, хотя это вряд ли имеет что-то общее с его настоящей личной жизнью, с этим тоже надо считаться. И Альвдис находит, что мысли обо всем этом – если не думать в подробностях о том, что происходит за дверями спальни – уже не отталкивают ее так, как раньше. И, глядя на явно расстроенного Цицеро, она думает, что его идея очень необычна, но… это что-то вроде представления, которые он очень любит. И, значит, по крайней мере, это точно будет весело. А Тиерсену не помешает порция веселья.

– Хотя… – говорит Альвдис, задумчиво оглядывая Цицеро. – Я думаю, попробовать можно. Попытка не пытка, – и, увидев счастливые искры в желтых глазах, она окончательно решается. – Нужно подобрать что-нибудь… на твою фигуру. То есть сразу без вытачек на груди. Лучше вообще без чего-то на груди, – говорит она с сомнением.

Цицеро прихорашивается в спальне перед тем, как выйти в гостиную. Он не использует это слово, но сложно подобрать другое. Они с Альвдис остановились на свободной кремовой сорочке до середины бедра, со скромным округлым вырезом и полностью открытой спиной. И ее Цицеро, как ни изворачивается, не может разглядеть целиком в небольшом зеркале над комодом и только надеется, что хоть сзади не выглядит так же нелепо, как спереди. Хотя он никогда не был против нелепости, и она только придает определенную прелесть обычно. Вряд ли сейчас. Но обычно да.

Цицеро еще раз задумчиво оглядывает себя. Он думает, стоит ли побрить что-нибудь, например, ноги или грудь, но решает, что не стоит. Он не хочет быть женственным, он хочет примерить необычный костюм, но это не значит, что он собирается завивать волосы или что-то подобное. Хотя это все равно вовсе не так привлекательно, как Цицеро думал в магазине, совсем нет. Впрочем, он вообще не считает себя привлекательным и не понимает, почему так считает Тиерсен. Но, раз считает, значит, и так ему тоже должно понравиться. Цицеро задирает сорочку, осматривая себя под ней. Ему тесно и неудобно в мягком женском белье, но Альвдис сказала, что если идти – то до конца. Тонкая кружевная кайма стискивает бедра, а легкий шелк невыносимо давит на яйца, которые так неудобно расположить в совершенно не приспособленном для этого белье. Цицеро снова поправляет и оттягивает ткань, чтобы стало хоть чуть свободнее. Он все еще не уверен, что это хорошая идея, но не попробуешь – не узнаешь. А Цицеро легкомысленно любит пробовать новое. Поэтому надевает брюки и рубашку поверх и достает свой цветастый жилет с длинными полами. Вполне подойдет для веселого праздника, а Цицеро собирается повеселиться сегодня, ярко и густо подводя глаза взятым у Альвдис карандашом. Признаться, он очень любит так делать и часто жалеет, что этого нельзя обычно, чтобы не привлекать лишнего внимания.

В гостиной Альвдис крутит ручку радио: у них почти ничего не ловит, но она надеется, что сегодня им повезет наткнуться на музыкальную волну. Лодмунд наполняет бокалы пуншем, который приготовил Тиерсен после того, как проспал почти весь день. Он и правда выглядел отвратительно, но все равно занял кухню, готовя что-то очень вкусно пахнущее.

– Да, жалко, что музыки нет, – Альвдис вздыхает, переставая мучить радио, и берет бокал из рук Лодмунда. – Но ничего страшного, конечно.

– Но у нас есть подарки! – Цицеро, как обычно, воодушевлен и отпивает из своего бокала, с интересом поглядывая на аккуратно разложенные на столе свертки. Он знает, что для него там нет сюрприза, но это не так уж страшно, подарков для остальных достаточно.

На стук двери в холле они все оборачиваются одновременно и машинально перемещают руки ближе к оружию, которое неизменно носят с собой.

– Я смотрю, у вас тут так весело, – Селестин ставит небольшой чемоданчик на пол, заходя в гостиную. – Если что, мне позвонил Тир, сказал, что я тоже могу приехать, – он уточняет на всякий случай, подозрительно посматривая на присутствующих. – И обратно я все равно не поеду: во-первых, это слишком далеко, во-вторых, снаружи сумасшедший дождь, и я только по дороге сюда чуть два раза не разбился.

– Оставайся, конечно, – Альвдис говорит первой. – В конце концов, Селестин, и благодаря тебе тоже нам есть, что отметить сегодня.

– Я же говорил: можно просто Сел, – младший Мотьер стягивает перчатки и опускается на корточки, протирая и открывая чемоданчик, который оказывается сложенным патефоном. – Кстати, ты ведь не откажешь мне в первом танце?

– А в чем еще тебе не отказать? – грубовато спрашивает Лодмунд, приобнимая Альвдис за талию.