– Н-нет, – Тиерсен запинается, видя, что Цицеро оставил сорочку, и теперь шелк легонько прилипает к горячей коже, – мне это нравится, мне очень нравится, но когда мы не здесь, тебе стоит быть потише.
– Но это скучно, Тиерсен! – Цицеро стягивает брюки, почти не поднимаясь, и кидает их куда-то в темноту. Аккуратно складывать вещи он тоже не умеет. – Цицеро должен делать то, должен это, должен быть тихим в миллионе мест, это скучно!
– Да, скучно, – машинально повторяет Тиерсен и встряхивает головой. – Нет, подожди. Я уже говорил, что мы должны быть ответственными. Мы живем здесь не одни и… Что ты делаешь?
– Напоминаю, – сосредоточенно отвечает Цицеро, как-то резко придвинувшийся ближе. Он ласкает пальцами крепкий пресс Тиерсена и, пусть у него самого и нет таких твердых мышц, не испытывает зависти, ему нравится и наблюдать за этим сильным телом, идеально приспособленным для их служения, словно за искусным живым механизмом.
– О чем? – негромко спрашивает Тиерсен, поднимая руку, поглаживая плечо маленького итальянца.
– О том, что любит Тиерсен, – Цицеро гладит низ живота и двигается еще ближе, как-то по-детски утыкаясь в широкую грудь и проходясь по темным волосам языком.
– И что же я люблю?
– Тиерсен любит, когда громко, – Цицеро утверждает уверенно, прикусывая слабо сосок. – Тиерсен любит, когда честно, – он поднимает взгляд, и Тиерсен сглатывает, отставляя бутылку на пол.
– Нечего сказать, ты прав, – он улыбается слабо, как-то осторожно склоняясь, обнимая Цицеро за талию, кладя ладонь ему на шею. – Но иногда мы должны…
– Цицеро не такой дурак, он понимает, почему Тиерсен… – маленький итальянец легко хмурится. – Тиерсен стыдится своего Цицеро?
– Нет, – Тиерсен понимает вдруг, что его огорчает этот глупый разговор. Ну как объяснить своему безумцу, что он не прав, когда так искренен и открыт?
– Цицеро может быть… тише, если Тиерсен прикажет ему, – маленький итальянец отводит взгляд, и Тиерсен не знает, опять он использует этот прием, чтобы получить то, что хочет, или действительно расстраивается.
– Я… А, к черту, – шепчет Тиерсен, опуская голову ниже. – Я с ума схожу, когда ты кричишь для меня. А на самый крайний случай у тебя есть много красивых платков, – он потягивается совсем близко и медленно касается губ Цицеро, смотря, как тот прикрывает глаза, тихо подаваясь навстречу.
Поцелуй долгий и не слишком откровенный, с кисловатым привкусом вина, но Тиерсен заводится даже от него, сминая шелк в пальцах. И вздыхает жарко, когда Цицеро двигается еще ближе, приподнимаясь и заваливая его назад. Тиерсен открывает губы сильнее, пропуская язык Цицеро глубже, и скользит ладонями ему по бедрам, задирая пропитавшуюся запахами пота и мускуса сорочку. И останавливает руки на заднице.
– Эй, а где эти… эротичные трусики? – Тиерсен отстраняется и смеется негромко.
– Они были липкими, Цицеро было неудобно, – маленький итальянец опирается на плечи Тиерсена и тоже хихикает. Тиерсен со смешком запрокидывает голову, и Цицеро тут же пользуется этим, искусывая шею грубо, до пятен от зубов, всасывая кожу, и его губы быстро чуть припухают от дневной щетины.
Они переплетают ноги, прижимаясь друг к другу, и это так привычно, но почему-то сейчас очень сладко, и Цицеро полностью успокаивается. Его Избранный снова ласков с ним, и все в порядке.
Тиерсен поглаживает его задницу и целует раскрасневшиеся губы и коротко, и глубоко, и у него, возбужденного запахами, алкоголем и этой чертовой сорочкой, быстро снова встает от всего этого. И он резко переворачивает Цицеро, придавливая его к постели за плечи, смотря в блестящие желтые глаза.
– Я опять тебя хочу, – шепчет с хрипловатым смешком и приподнимается, разводит Цицеро колени, поглаживая.
Цицеро не считает нужным говорить о том, что тоже хочет, и только расслабляется согласно. Но Тиерсен все равно думает, что так будет суховато, пусть Цицеро и легко вспотел после танцев, и смеется снова, потягиваясь через него.
– И стоило стелить белье, – Тиерсен берет бутылку и отпивает жадный глоток, тут же резко приподнимая Цицеро за бедро и обливая его между ног прохладным вином. Оно охлаждает разгоряченную кожу, но не слишком, именно так, чтобы было хорошо, и Цицеро тянется сам и пьет много, до влажных дорожек ото рта, и Тиерсен ставит бутылку куда-то вбок, слизывая эти мокрые потеки, мягко вталкиваясь сразу наполовину. Цицеро слабо стонет, перехватывая губами его губы, и хватает больно короткие волосы на затылке, нелепо задирая ноги.