Я без ума от французов (СИ)

– Одну минуту, дорогая, ко мне кто-то пришел, – он кладет трубку на стол и поднимается, машинально потуже затягивая халат. Пока он доходит до двери, позвонить успевают еще раз. – Сейчас открою, подождите секунду! – Селестин недовольно расщелкивает замки и тянет дверь.

– Не боишься, что однажды тебе просто выстрелят в лицо? – Тиерсен улыбается и снимает шляпу. Цицеро радостно покачивается на пятках, засунув руки в карманы. Селестин отмечает мгновенно и их довольный жизнью вид, и три приличных размеров чемодана и сразу пытается захлопнуть дверь, но Тиерсен ловко ставит ногу между ней и косяком. – А я всегда говорил, что мой брат отличается редкостными гостеприимством и радушием, – он легко распахивает дверь и поднимает один чемодан, кивая Цицеро на остальные. – Мы поживем у тебя немного, Сел, ты ведь не против?

– Нет, я категорически против, – Селестин еще пытается загородить проход, но Тиерсен аккуратно отодвигает его и заходит в прихожую, оглядываясь.

– Да, я же так и не был в твоей новой квартире. А выглядит шикарно, кстати, – он проходит в гостиную и ставит чемодан ровно посередине пушистого и явно недешевого ковра, отчего Селестин нервно дергается. – Сколько комнат? Я не хочу спать на диване.

Цицеро с явным усилием втаскивает оставшиеся чемоданы, больно пнув одним Селестина по колену, и, бросив их кое-как, тут же довольно залезает на диван, разумеется, с ногами, слава Богу, хотя бы стащив грязные сапоги и бросив их рядом. Селестин вдыхает глубоко несколько раз, потирая колено, прикрывает дверь и решительно отправляется отвоевывать свое право на личное пространство.

– Я перезвоню, милая, – бросает он в телефонную трубку, звонко кладет ее на рычаг и скрещивает руки на груди. – Я так понимаю, что в гостиницах такие крупные купюры, которыми ты теперь можешь расплачиваться, принимать перестали? – он отлично знает, что просто орать на Тиерсена бессмысленно.

– Вообще-то я планировал снять квартиру на месяц, но мне нужна пара дней подобрать и посмотреть варианты, так что я думал пожить это время у тебя, – Тиерсен, быстро ориентируясь, отправляется на кухню.

– Пару дней?! – Селестин возмущенно идет за ним.

– Всего пару дней, – Тиерсен открывает холодильник и начинает в нем копаться. – Да и, в конце концов, разве ты не соскучился по своему любимому старшему брату? Мы так редко видимся, – он нарочито тяжело вздыхает, впрочем, не отрываясь от перебирания продуктов.

– Нет, – Селестин вздрагивает, услышав шум телевизора из гостиной и довольный смех Цицеро, – я совершенно не соскучился, и именно сейчас мои братские чувства полностью удовлетворены, так что можешь уезжать с чистой…

– Тиерсен, хватит возиться и иди сюда! И принеси Цицеро что-нибудь поесть! – голос у маленького итальянца громкий и легко перекрывает сдержанный тон Селестина.

– Да я вас двоих больше часа не выдержу. Пара дней! – Селестин не сдерживается и повышает тон. – Дней, Тиерсен! Я знаю, ты меня не слишком любишь, но за что, скажи мне, я заслужил несколько дней в аду?!

– Мы не будем слишком тебе мешать, – Тиерсен достает из холодильника несколько яблок, корзиночку клубники, сгребает со стола неоткрытую коробку шоколадных конфет, аккуратно обходит Селестина и возвращается в гостиную. Младший Мотьер стискивает зубы, вдыхает глубоко еще несколько раз и снова отправляется за ним. И вид в гостиной его вовсе не радует: три побывавших неизвестно где чемодана на его ковре, рядом пара пыльных до разводов сапог, усевшийся на диван Тиерсен и устроившийся головой у него на коленях Цицеро, сразу начавший буквально пожирать конфеты – обивка, черт подери, у дивана белоснежная обивка! – которые Селестин купил своей девушке к их ужину.

– Так, – Селестин подходит и пытается забрать коробку из рук Цицеро. Но тот очень не хочет ее отдавать, так что эта короткая борьба заканчивается явно не в пользу ни репутации Селестина как хозяина положения, ни белой обивки. Цицеро невозмутимо подбирает упавшие конфеты и довольно пихает их в рот, перекладывая коробку удобнее и подальше от Селестина. – Вы оба – пошли вон.

– Сел… – аккуратно начинает Тиерсен.

– Пошли. На хер. Отсюда, – у Селестина даже крошечные пятнышки румянца выступают от злости. Цицеро вопросительно смотрит на Тиерсена, но подниматься и не думает.

– Сел, сядь, – голос у Тиерсена негромкий, но тон совершенно приказной, – и послушай меня, пожалуйста.

– Если вы каким-то чудом умудрились потратить – я-даже-не-хочу-знать-как – все деньги, я готов оплатить вам гостиницу, если вы немедленно – немедленно! – отсюда уберетесь, – Селестин и не думает останавливаться, если у него начинается истерика, он мигом теряет весь свой лоск и становится даже почти живым.

– Сел, сядь! – Тиерсен повышает голос. Ему не нужно вставать или что-то делать, чтобы брат почувствовал его. Это уже давно за рамками физических отношений. И Селестин замолкает. Он не собирается садиться, конечно, и румянец на щеках горит, но на Тиерсена все еще бессмысленно орать.

– Хорошо. Минуту. Одну минуту тебе на то, чтобы объяснить, какого черта вы здесь делаете.