Я без ума от французов (СИ)

– Цицеро всегда тошнило от высоты, – маленький итальянец хихикает смущенно. – Он думал, что если выпьет… Но это не помогло, – он молчит немного, и, хотя Тиерсен не спрашивает, объясняет: – Тиерсен хотел сделать Цицеро приятно, Цицеро не хотел портить…

– Ты все равно всегда все портишь, – Тиерсен улыбается, немного устало, но искренне. – Ладно, скажем Селестину, что она его бросила. Нет, лучше… У нее в сумочке наверняка найдется какой-нибудь ежедневник, сможешь подделать почерк? У нас не так много времени, но…

– Ты бы еще что полегче выдумал, Тиерсен! – Цицеро смеется и отстраняется.

– Тогда я сейчас придумаю текст, а ты напишешь трогательное письмо с прощанием и всем таким… Слушай, этот парень точно все уберет?

– Точно, Тиерсен! У нас полно времени, можешь не беспокоиться! – Цицеро быстро приходит в себя и уже довольно улыбается. Он смотрит на тело Дафны через плечо и коротко хихикает. Его движения снова становятся такими, какие Тиерсен знает: после убийства Цицеро всегда двигается так, будто танцует. Он словно ловит какой-то внутренний ритм, слегка сгибает руки и чуть прогибается в талии, ходя легко и изящно. Тиерсен всегда отмечал, что Цицеро не неловок из-за своих роста и плотной комплекции, он умеет двигаться очень мягко. Как сейчас, подойдя к мертвой Дафне и наклонившись, вдохнув запах застывшей крови от ее груди, снова погрузив пальцы в открытый разрез.

– Может быть, раз времени так много, – он поворачивается на пятках, довольно пошло облизывая пальцы, – Тиерсен захочет… побыть со своим Цицеро? – смеется и тянет пояс пальто, раздвигая полы, и Тиерсен невольно смотрит на его живот, чуть выдающийся над лобком, на небольшой член, лежащий в обрамлении густых темно-рыжих завитков. Цицеро подходит к Тиерсену, слабо покачивая бедрами в ритм музыки у себя в голове, и тянется к его поясу, но тот жестко берет его за запястье, отводя руку.

– Нет. Я не сержусь на тебя, но ты наказан сегодня. Никаких удовольствий, никаких сладостей, только работа, – Цицеро недовольно морщится от этих слов и кладет руку на шею Тиерсена, пытаясь притянуть его к себе, но тот не меняет позы. – Я сказал тебе: нет. Не заставляй меня терять терпение.

– Хорошо, как Тиерсен скажет, – Цицеро тут же убирает руки, чувствуя в его голосе угрожающие нотки. – Цицеро будет послушным, – он коротко облизывается. – Очень послушным! – и резко опускается на колени, приникая губами к животу Тиерсена, целуя и дорожку волос, и пупок, и твердый пресс. – Как Тиерсен любит! – Цицеро кладет ладони ему на бедра и целует влажно и торопливо. И Тиерсен, недолго подумав, запускает руку ему в волосы, больно оттягивая.

– Да, мне так нравится, – говорит спокойно. – Но ты будешь… очень послушным. И будешь брать до конца, а не как обычно. И не думай, что это отменяет наказание, себе будешь помогать рукой, – Тиерсен слабо выдыхает, прижимая Цицеро лицом к своему паху, подаваясь бедрами.

Маленький итальянец хихикает и приспускает его трусы, жарко целуя мягкий член. Он точно знает, что Тиерсен передумает через две минуты… одну…

– Ох, черт с ним со всем, иди ко мне…

Как всегда.

Ладони Альвдис на руле расслаблены. Она привычно и легко ведет машину и смотрит на дорогу, хотя взгляд уже и устает немного. Ей хочется отвлечься, но Лодмунд не из тех, с кем можно бесконечно болтать, и последние несколько часов они едут молча. Но в конце концов Альвдис не выдерживает и выключает радио, медленная и тихая музыка начинает ее раздражать.

– Лод? Ты не спишь? – Альвдис кажется, что она вообще никогда не может сказать наверняка, слушает ее Лодмунд или нет. Спит или нет. Вообще жив или нет. Например, сейчас он откинулся на спинку сиденья и уже давно не двигается. – Ты сегодня, конечно, необыкновенно разговорчив и так, но у меня уже крыша едет к чертовой матери от тишины. Поговори со мной, пожалуйста.

– О чем? – флегматично спрашивает Лодмунд без паузы, но не меняя позы.

– Например, о том, какого хрена нужно строить загородный дом в такой заднице, – Альвдис внимательно следит за дорогой, чтобы не пропустить нужный поворот. – Ну или хотя бы почему по своей легенде я не могла согласиться на предложение Лебефа отвезти меня, а должна была упираться и теперь ехать по этому лесу и думать, пропустила я поворот или нет.

– Это предложил Тиерсен, а не я, – Лодмунд отвечает как-то лениво, он не слишком заинтересован в разговоре. – Ты могла согласиться, и по этому лесу я бы ехал один.

– Я… наверное, могла, – Альвдис отвечает задумчиво. В их диалогах Лодмунд обычно заставляет ее задуматься над чем-нибудь, и на этом они заканчиваются. Но не сегодня. – Но ведь это было бы… Ну, Тир же не зря сказал мне об этом.

– Может быть, и не зря, – спорить Лодмунд тоже не собирается.

– Может быть?

– Я понятия не имею, что творится у него в голове.

Они молчат еще немного.

– Им должно быть интересно сейчас, – Альвдис покусывает накрашенные губы и снова вглядывается в сумерки. – Работать в цирке точно веселее, чем крутить роман с жирным стариком.