Я без ума от французов (СИ)

– Знаешь, мне кажется, если бы мы могли застрелить друг друга, им бы было до этого дело. Можешь подумать об этом, – Альвдис поднимается, аккуратно высвобождаясь из рук Лодмунда.

– Посмотрим, – мрачно отвечает тот. – В любом случае, я ясно дал Тиерсену понять, что ему лучше бы разобраться со своей “проблемой” до того, как они вернутся из Парижа. Если нет – конечно, нам придется попробовать помочь ему как-нибудь. Но, знаешь, если мы не сможем ничего сделать, то к черту все это. Я не хочу рисковать тобой.

Альвдис молчит долго. Но ей не хочется устраивать скандал, поэтому она говорит просто:

– Поговорим об этом потом, Лод. Я устала.

– Лучший способ прервать разговор, когда у тебя кончились аргументы, – почти себе под нос бормочет Лодмунд.

– Да пошел ты, – Альвдис сердито смотрит на него, резко отталкивается от стола и отправляется в другую комнату, плотно закрывая дверь. Лодмунд вздыхает и потирает лоб, доставая пачку сигарет из кармана.

Он курит медленно и долго, сначала одну, потом, почти без перерыва, сразу вторую.

– Ну и что я должен был сказать? – он не выдерживает через какое-то время, говоря тихо. – Что я очень рад? Я не могу быть рад, понимаешь ты это или нет? Я… я просто всю жизнь пытался от этого избавиться, я завязал с наркотой из-за этого, я чего только не делал. Ты знаешь, что я делал. И просил, и унижался, и в ногах валялся. Но почему… почему я опять с этим сталкиваюсь? Почему из всех людей в мире Альвдис должна была попытаться ограбить именно этого психа?

Дева Мария не отвечает, как и всегда. Даже не поднимает глаз. Только сидит на стуле и переплетает в пальцах лиловые цветы, будто и не слушает.

– Ты приходила ко мне столько дней, я столько раз спрашивал тебя, зачем. Но ты ничего не говорила! Никогда! – Лодмунд не кричит, но шепчет громко. – Или ты думаешь, я недостаточно догадливый? Не могу сложить два и два? Не могу понять, что все сложилось так не случайно? Я же был гением, вундеркиндом, мать твою. Мальчиком с потрясающим будущим, на которое моей семье было насрать. Ну а мне было насрать на их мнение, и я выигрывал все эти гребаные конкурсы, пока ты не пришла и не похерила мою жизнь, – Лодмунд пытается поймать взгляд Богоматери, но она не поднимает глаз. – Они оба поехавшие, я тебе говорю. Но один из них слышит тебя, знает тебя. Этот твой Цицеро рассказал об этом Альвдис. Да и я слышал, как они говорили об этом на своем итальянском. Я же могу выучить любой язык за месяц, как будто ты не знаешь. Ведь у меня было все, мне светили гранты любого университета и блестящая карьера химика, но ты… – Лодмунд вдыхает дым и не договаривает: “…но ты взяла мою руку и научила смешивать яды, наркотики и смеси для взрывчатки”. – Ты взяла мою руку и убила тех парней. Ты, а не я. Ты поселила во мне это желание убивать. Я боролся с ним, ты знаешь, сколько лет. И вот теперь мне снова нужно это делать! И ты знаешь, что я почти кончаю, когда это делаю! Сука, – Лодмунд делает последнюю затяжку и слегка обжигает пальцы тлеющим фильтром, – сука… – тушит сигарету и зло смотрит на быстро проявившиеся розовые пятнышки на пальцах. – Я должен убивать под началом поцелованного тобой Тиерсена, – он говорит это так язвительно, как может. – Ему ни за что досталась возможность получить ответ, о котором я столько тебя просил, а он еще недоволен. Если бы ты говорила со мной, думаешь, я был бы худшим твоим “Избранным”? Думаешь, со своим интеллектом я не смог бы достичь большего, а? Или вся штука в том, что мне нужно было разрушить свое будущее, потом начать жить заново, без тебя, но снова вступить в то же дерьмо? Или, может, мне просто надо было трахаться с мужиками вместо того, чтобы пытаться забыть тебя с другими женщинами? – он спрашивает почти отчаянно, и грудь Богоматери поднимается от вздоха, она наконец-то смотрит на Лодмунда, немного укоризненно, но очень понимающе. И откладывает цветы, протягивает свою узкую ладонь, собираясь коснуться его руки. – Не смей меня трогать! – Лодмунд не выдерживает и почти кричит. – Не смей! Лучше сдохни! Сдохни-сдохни-сдохни! – он хватает стоящий на столе стакан и с размаху бросает его в грудь Богоматери. Ее плоть будто поглощает его на миг, а через секунду стакан выходит из ее спины и со звоном разбивается о стену. Дева Мария снова вздыхает и смотрит на Лодмунда с сочувствием.

– Лод? – Альвдис открывает дверь очень быстро, и Лодмунд поворачивает голову одновременно с Богоматерью. “Не смей смотреть на мою Альвдис!” – думает он. – Лод, что с тобой? – Альвдис подходит и смотрит на осколки стакана на полу и брызги и потеки вина, которое оставалось в нем. – Ты еще сердишься? – она стоит и не знает, что делать. Лодмунд никогда не был таким при ней. – Сердишься из-за того, что я сказала? Но Лод, я…

– Ты во всем права. Во всем, моя девочка, – Лодмунд говорит устало и закрывает ладонью глаза, чтобы не видеть слабой улыбки, тронувшей губы Богоматери. – Мы и так одни. Одни против целой кучи проклятых вещей. А я еще ссорюсь с тобой из-за глупостей.

Альвдис робко касается его плеча.