Я буду брать Тулоны в одиночку. Стихи не то корсиканца, не то новосибирца

«С миллионов таких-то – по наши дни»

Рядом с именем милым – «Homo Sapiens».

А сегодня узнал:

нас скоро накроет ледник.

Двадцатый-тридцатый года, такой интервал,

Прогнозирует Флон – на мороз повернётся климат.

Может, новому Ною встать пора за штурвал,

А Прометею – огня принести и дыма?

На гибель Земли Вселенной плюнуть да растереть,

Миллионы планет она может жизнью напичкать.

Будет время – и груду наших костей

Водрузят на музейную полку рукой привычной.

Чтоб погибла Земля Вселенная хочет сама,

Видно, видит угрозу в этих вошах никчёмных.

Земные умы коварно сводит с ума,

И лучших солдат разбивает параличом.

Действует подло, жалит внезапной змеёй,

Делит нас на народы, религии, страны.

Если кто-то чуть приоткроет тайны её,

Того забирает смерть – роковая странность.

И неважно, кричал ли ты: «Эврика!» – Оно уже знает,

И готовит удар, и берёт тебя на прицел.

Уничтожит тебя, если ты не опустишь знамя —

распятие оптики, росчерк на сером лице.

Своему палачу мы живо в этом способствуем,

Мы придумали деньги и ради них множим войны.

Мы рады стрелять и бить сородичей собственных,

Как если бы это были свиньи на скотобойне.

Последний удар готовит Безликость косная,

Её равнодушные к человеку частицы.

Сегодня перед слепыми чернотами Космоса,

Нужно задуматься и помириться.

К океану смерти эта ведёт дорога.

До конца света – какие-то миллиарды лет.

Нету, кроме тебя, Спасителя-Бога.

Тебе надо успеть.

Мироздание одолеть.

Пиратский триптих

I

Пушки британцев разбили Нассау,

стена крепостная как свечка растаяла,

и на острове, даже на маленьком самом,

не отыскать следов Либерталии.

Как струны, сдираемы с гитарного грифа,

корсаров пропитых пронзительны стоны.

Их корабли напоролись на рифы,

остались на мысах гнилые остовы.

Флибустьеры стремятся нагрянуть на глянец,

хапнуть славы охота, и на халяву,

и самый бунтарь, Летучий Голландец,

зашёл ради фэйма в Капштатскую гавань.

Валы изжевали в щепки причал,

порох промок и дотлел фитиль,

и флаг, что на шторме когда рычал,

уже на флагшток никогда… не взлетит?!

Закрутили тихонько гайки под гомон,

вот и ты из винтиков соберись.

Чуешь? Перегар дешёвого рома

срывает, как шторы, солёный бриз.

II

– Ну и что? В одного не стать у штурвала,

тупо стоять и держать мёртвой хваткой,

просто стоять – а парус сорвало,

не корабль уже, а бобровья хатка.

Что с того, что один я такой прозрел,

один под прожорливым куполом неба?

Наверное, Христос бы свалил в Назарет,

если б апостолов не было.

– Я тебе с экипажем смогу помочь,

ну а дальше – только ты сам.

Иди, используй союзницу-ночь,

не попадись полицейским и псам.

От квартала к кварталу по лунной канве,

ищи, до боли глаза сощурь,

чтоб иголка пройти не смогла между век,

ушами следи и малейший шум.

В лабиринтах заваленных хламом лоджий,

забытый за пыльными стёклами окон,

полуистлевший «Весёлый Роджер»

ударит в голову будто током.

Подойди к амбразурам замочных скважин,

Молчи, как будто налеплен кляп,

Жди, терпеливому многое скажет

тяжёлый, прерывистый, хриплый храп.

Это они, ветераны морей,

сидят, зарастают мхом взаперти.

Оглохшие, так что стучись сильней.

Брякни звонком.

Досчитай до пяти.

Двери ломай – под рукою фомка?

Ты думал, что сразу и лав, и пис?

Буди, запасную одежду скомкав,

И тащи их, в ладони зверем вцепись.

Тащи одноногих – на костылях,

тащи одноглазых – повязки напяль им.

Не идут – угрожай, что будешь стрелять,

Горячись, пламеней и ярись как напалм.

Одноногий от боя не двинется вспять,

не побежит и удержит строй,

на часах одноглазый не станет спать.

Меж двуглазых слепых одноглазый – король.

Сдался кому-нибудь инвалид?

Нет, он для всех как конфетный фантик,

как и ты, вы почти что братья, «свои».

– За тобой хоть в огонь, наш милый фанатик!

Заслужи свои золотые шпоры,

Буцефал бьёт копытом, заждался в стойле,

ты с них сорвал квартирные шоры.

Это уже дорогого стоит.

Прикрывает спину толпа санкюлотов,

спину прямо держи, уже не горбись,

жерла пушек покажь королевскому флоту.

Сирены зовут Улиссов на бис!

III

Три недели как отдан последний швартов.

На бицепсах соли корка,

солонина безвкусная словно картон.

Рея – вору,

нытику – порка.

Стрелка компаса вертится, словно в петле,

и мы распаляемся день за днём.

Фитиль ещё продолжает тлеть,

но когда-нибудь – скоро – порох рванёт.

Капитан на совет собирает команду,

матросы злобно глядят исподлобья,

и весь корабль опасен как брандер,

как картечь, под завязку набитая дробью.

Он восходит на бочку —

и грянула речь,

флагштоком встала рука сухая,

и готовая тут же взорваться картечь

вся пристыжено обмякает.

– Друзья, мы с вами сплотились вместе

под полотном с костями и черепом.

И что, теперь наше братство треснет?

Мы же вместе боролись,

мы вместе верили.

Терпеливым скоро придёт награда —

там, скрываясь за тёмной волной,

золотожильно журчит Эльдорадо,

Там и всякое,

и полным-полно!

Самородками там колосится пшеница,

рыбами так и набиты устья.

Как

за такое

счастье не биться?!

И как

перед морем каким-то

струсить?!

Что вы, волки, рычали да смолкли?

Завыли, значит, забыли себя.

Не знал я, что даже морские волки

похожи на самых трусливых собак.

Там, за кормой захолустные порты,

молы торчат как гнилые зубы,

обывателей, клерков, торговок когорта.