Я буду любить тебя вечно

Но мысли подобные она от себя гнала, становилось стыдно. «Бедная, несчастная, одинокая Муся. Сестра. Снова жизнь не сложилась. И что же мне? Жалко куска хлеба? Ночной сорочки и чистого белья? Привыкла в своем теплом и уютном болоте – не дай бог, подует ветерок и кто-то побеспокоит! Ладно, не будем о плохом – в конце концов, до Нового года еще далеко. Все как-нибудь разрешится».

Утром встала проводить Иришку – так было всегда, хотя в последнее время дочка ворчала: мать, как всегда, будет настаивать на горячем завтраке, а есть Иришка по-прежнему не очень любила.

Дочка плескалась в ванной, пока Ольга Петровна хлопотала на кухне: две белые гренки – хлеб сначала вымочила в смеси яйца с молоком, потом пожарила на сливочном масле – Иришка тощая до неприличия. Подумала и положила на тарелку кусок сыра и ветчины – а вдруг? И тут же вздохнула: сейчас начнутся препирания, и дай бог, чтобы дочь съела хоть половину от этого, хоть четверть.

Наконец Ира вышла из ванной – на голове полотенце. Голову надлежало мыть каждый день, непременно. Но здесь Ольга Петровна давно не спорила.

Иришка оглядела накрытый стол, и на ее лице появилась брезгливая и недовольная гримаса.

– Мам! Ну ты, честное слово! Я ж не борец сумо!

Ольга Петровна сделала «большие глаза».

– Ты о чем, Ира? Уйдешь ведь на целый день! Хорошо, если какую-нибудь плюшку в институте схватишь, уж я тебя знаю!

Дочка вздохнула, села за стол и осторожно, словно это был таракан или клоп, двумя пальцами взяла кусок сыра и отломила кусочек гренки. Глотнула какао – поморщилась.

– Мам! Опять один сахар! Я же тебе говорила! – с плаксивой миной сказала она. – Хочешь меня в слона превратить?

Ольга Петровна промолчала, налила себе чаю и села напротив – отслеживать дочкин завтрак.

– Мам! – вдруг сказала та. – А зачем нам, – она кивнула на дверь, – эта Муся?

Ольга Петровна с удивлением посмотрела на дочь.

– В каком смысле – зачем? Ты что, Ир? Она же моя сестра! И кстати, твоя тетка. Человек глубоко несчастный и одинокий. Как ее не приютить? И что, мне надо было ее выгнать на улицу? Ты меня удивляешь, Ира!

– Не на улицу… А вообще – она здесь надолго?

– Этого я не знаю! – резко ответила Ольга Петровна. – И спрашивать, как ты понимаешь, мне не совсем ловко. Придет в себя, отдохнет – и поедет к себе. У нее есть комната. Уедет! – подтвердила уже не очень уверенно Ольга Петровна. – Ну не навеки же она здесь останется? – Голосу своему она старалась придать беззаботность, однако получилось тоскливо.

– А-а! – протянула Иришка. – Ну хорошо!

– А что, она тебе так активно не нравится? – вдруг спросила Ольга Петровна.

– Нравится – не нравится, какая разница, если ненадолго. А вообще, конечно, – она чуть нагнулась и заговорила шепотом, – если честно, не очень нравится, мам! Какая-то она… – Дочь замолчала, задумавшись. – Вульгарная, что ли? Хотя какое-то дурацкое слово, из прошлой жизни! И еще – от нее веет чем-то, – Иришка задумалась, – чем-то опасным! Ну, мне так кажется.

Ольга Петровна вздохнула:

– Какая есть! Она ведь родственница, сестра. Несчастный и одинокий человек. В общем, Ира, будем… терпеть. Да! И еще, – Ольга Петровна понизила голос и оглянулась на дверь, – ты бабуле пока не говори, а? Ну, в смысле, про Мусю.

Иришка убежала, так и не поймав материнский наказ:

– Платок на голову, Ира! Уже прохладно!

Хлопнула дверь лифта, затем подъезда, и Ольга Петровна присела на стул. Это чувство ей было знакомо – оцепенение. Так было всегда, когда за ними – мужем и дочерью – захлопывалась дверь и она оставалась одна. Просидеть так она могла и пятнадцать минут, и полчаса, и даже час. Потом брала себя в руки, заставляла встать и начать день. В эти минуты она ни о чем не думала, словно дремала. Может, отдыхала перед хлопотным днем? Как-то подумала: «А если б работала? Бежала бы сейчас по лужам, по снегу к автобусу. Торопилась. Боялась бы опоздать, сломать каблук, не успеть вскочить в автобус, в вагон метро. Бежала бы потом до работы. После работы бежала бы снова – булочная, кефир, автобус, метро. Снова автобус. Ужин, стирка, дочкины уроки. Господи боже мой! Я же счастливая женщина!»

И она поднимала себя со стула и принималась за дела. А дел, как известно, мало не бывает – в смысле, дел женских, домашних.

Потом хлопоты закручивали ее, заморачивали и времени на раздумья не оставляли. Пока все переделаешь… Еще и магазин, химчистка, прачечная. Ремонт обуви. Платежи всякие. Поездка к маме. Аптека. Два раза в неделю – рынок.

Изредка удавалось прилечь днем – «по-любимому», с книжечкой.

Вот и сейчас вспомнила, что в доме гостья. Наверняка будет спать до обеда – Муся была не из ранних пташек.

Ольга Петровна прикрыла на кухне дверь и принялась варить, печь, жарить.

Гостья вышла и вправду почти к обеду – на часах было половина второго. Застыла на пороге в ночной сорочке и Иришкиных тапках, широко зевая.

– Как спалось? – приветливо улыбнулась хозяйка.

– Нормально. Я всегда сплю хорошо. – И она засмеялась.

Села завтракать. Ольга Петровна подавала – яичница, салат, кофе, бутерброд.

Муся ела молча, с достоинством. Кивком благодарность.