Ольга Петровна увидела, что Муся усмехнулась – последняя фраза ей явно понравилась, – и, сухо кивнув, удалилась к себе, еще раз поймав себя на странной мысли: ей все это неприятно. Крайне неприятно, если по правде. Только вот почему? Сама не поняла.
С того дня дочь приходила домой рано – в институте не задерживалась, в кафе и кино с подружкой не ходила. Казалось, что она спешила домой. Быстро поев, она тут же удалялась в комнату к Мусе, плотно прикрыв за собой дверь. И вскоре оттуда доносились то приглушенный разговор, то негромкий смех.
Иногда было тихо. Совсем тихо. Ольга Петровна замирала под дверью и прислушивалась. Некрасиво, конечно, но поделать с собой она ничего не могла. Если тихо, значит, разговор ведется шепотом? Значит, не хотят, чтобы она слышала? Она, мать?
На душе было тошно. Пыталась разобраться, уговорить себя, но получалось плохо. Нет, все понимала: есть вещи, которые матери трудно сказать. Хотя какие у Иришки секреты? Вся ее жизнь на виду. Ладно была бы влюбленность, мальчик. Тогда понятно – поделиться надо. Обидно, что не с матерью? Обидно. Но дочка всегда была человеком закрытым, не склонным к откровениям совершенно. Этим она была в своего отца. Впрочем, Ольга и сама не из болтливых.
Странно то, что в наперсницы она выбрала Мусю. Хотя все понятно: у той опыт! Не то что у матери. Да и с чужим человеком поделиться проще, чем с родным.
Из радостного – позвонил муж и сказал, что приезжает точно уже, взяты билеты. Признаться, слегка волновался, что отпуск сорвется – застряли с одним делом, бросить нельзя. К счастью, разобрались.
Спрашивал, что привезти – есть прекрасные камни.
– Да, местные. Нет, ты мне поверь! Кто, как не я, в этом разбирается. Хочешь – изумруды, хочешь – звездчатые сапфиры. Прекрасные топазы разных оттенков. Хочешь – какой-нибудь экзотический кошачий глаз или цитрин. Аквамарин, опал. Ну, Оль? Подумай!
Ольга Петровна растерялась: она не была отчаянной любительницей драгоценностей и украшений. Но она была женщиной! Мельком глянула на себя в зеркало: глаза голубовато-серые. Значит, ни зеленые изумруды, ни красные рубины не подойдут. Сапфиры? Наверное, да. Точно, сапфиры.
Ну и смущенно протянула:
– Тогда… сапфиры, Левушка! Только если недорого, слышишь?
Муся сидела на кухне и тянула остывший черный кофе.
– Левка звонил?
Почему-то Ольге Петровне было неприятно, что Муся называет ее мужа так пренебрежительно, так запанибратски – Левка. Какой он ей Левка, ей-богу? Но поправить сестру не решилась. Поняла, что выглядеть это будет довольно глупо. Вроде ревности, что ли?
Ольга Петровна кивнула:
– Да, приезжает. В аккурат к Новому году. Семейный праздник – мы всегда вместе. К тому же положенный отпуск. Он очень устал: командировка тяжелая, климат ужасный. С едой проблема, грязь и инфекции – Индия, сама понимаешь.
– Не знаю, не была! – усмехнулась Муся. – Но страна интересная. Необыкновенная страна. Я столько про нее прочитала!
Ольга Петровна сделала вид, что не заметила Мусиной колкости.
– Новый год. – Муся призадумалась. – Да, ты права. Праздник семейный. – И резко встав, вышла из кухни.
Ольга Петровна растерялась – что это значило? Что Муся хотела этим сказать? Праздник семейный и ей там не место? Или другое – праздник семейный и она, Муся, тоже член семьи? А разве нет? Разве сестра – не член семьи? Пусть даже двоюродная?
Из дома Муся почти не выходила – так, пару раз. Где была – не докладывала, ни слова. Ольга Петровна не спрашивала – не было любопытства в ее характере. Но приходила Муся хмурая и, кажется, расстроенная. Ни разу – ни разу! – в дом ничего не принесла, не купила.
«Ну да ладно, – думала Ольга Петровна. – Может, совсем нет денег? Да наверняка нет – откуда?»
Правда, как-то решилась, осмелилась:
– Муся! А что с твоей комнатой? Ты там не была?
– А что, надоела? – Муся посмотрела ей прямо в глаза. – Ты, Оля, так и скажи: «Вали, сестрица! Хорош, нагостилась».
Ольга Петровна покраснела и страшно смутилась:
– Господи, Муся! Ну как же ты можешь! Живи, сколько хочешь. Я просто спросила.
Покривила душой, покривила. А что тут скажешь?
Одно мучило, тревожило и огорчало – Мусины ночные посиделки с Иришкой. Они продолжались иногда до глубокой ночи. Ольга Петровна просыпалась и слышала, как в кабинете все так же шушукались, посмеивались. Секретничали.
Как-то не выдержала, спросила:
– Муся! А о чем вы там с Иркой?
– Ревнуешь? – коротко хохотнула та. – Да брось! Так, обо всем. О жизни, Оля! Просто о жизни.
Ольга Петровна покраснела:
– Странно все как-то… Нет, я понимаю – о жизни! Но…
– Хорошему не научу? – перебила ее Муся. – А ты не волнуйся. Плохое – это тоже опыт, сестрица! Согласна? Пусть послушает, сделает выводы. А то с тобой – это ж как в инфекционной больнице в отдельном боксе – от всего мира закрыта. Что ты можешь ей рассказать? Чем поделиться, чему научить?
– Знаешь, а может, не надо? В смысле – делиться? У каждого свой опыт, в том числе и плохой. На чужих ошибках вроде не учатся…
– Не я ее зову! – резко ответила Муся. – Сама в гости просится.