Я говорю, что читала статью о некоем Абу Билеле. Он с ним, случайно, не знаком? Гитон отвечает утвердительно. Я ликую. Гитон продолжает: «Он не бездельник, этот Билель. Я его очень уважаю. Он обучает нас приемам партизанской войны, которым сам научился от чеченцев. Он эмир. Но, главное, он французский воин, самый близкий к Абу Бакр аль-Багдади». Гитон заканчивает фразу десятком восклицательных знаков, чтобы особо подчеркнуть важность отношений между Билелем и аль-Багдади. Вот уж действительно Гитон протянул мне руку помощи! Я невинно спрашиваю, является ли аль-Багдади главарем ИГИЛ. Я заранее знаю ответ, но я хочу увидеть, в каком виде он мне его даст. Да, отвечает Гитон, аль-Багдади действительно стоит во главе «Исламского государства». Гитон заявляет, что даже он не знает, где находится аль-Багдади. Но лидер все держит под своим контролем. Впрочем, «он скоро станет верховным халифом, как об этом написано в истории». Однако он старательно избегает моих вопросов на эту тему и рассказывает о своих обновках
Я не нахожу ничего для себя нового. Абу Бакр аль-Багдади, которого в действительности зовут Ибрагим Авад Ибрагим Али аль-Бадри и который известен также под другими прозвищами, является уроженцем Ирака. Ему 42 года. Американское правительство обещает заплатить десять миллионов каждому, кто предоставит сведения, которые могли бы позволить установить его местонахождение. Я узнаю, что иллюстрированный журнал
Я делаю глубокий вдох. Все будет хорошо.
Я поднимаю голову, чтобы поделиться полученной информацией с коллегами, с которыми работаю в одном бюро. Они мило подтрунивают надо мной. Я смеюсь вместе с ними. Тем временем фейсбук продолжает бомбардировать аккаунт Мелани сообщениями от Билеля. Два послания повторяются десятки раз: «Ты здесь?» и «Дитя мое! Алло!!!! Алло!!!! Алло!!!!»
Я отвечу ему вечером. Не в присутствии посторонних… Рассказывать – это одно. Стать той, на кого обращены все взгляды, – это другое. Я чувствую себя немного утомленной, но вовсе не обеспокоенной. Напротив, если я буду продолжать, хотя и с риском для себя, ломать эту комедию, история Мелани и Билеля позволит мне сделать новые, неожиданные открытия. Было бы глупо подвергать себя стольким опасностям, а потом вдруг остановиться на этой стадии. Я вращаюсь в микрокосмосе, окруженная репортерами, многие из которых прошли через первую войну в Персидском заливе в начале «арабской весны». Я вижу, как они, прихватив бронежилет, регулярно уезжают в страны, охваченные войной так, как другие спускаются в метро. Чтобы испытать, что такое страх, у меня не было необходимости ездить куда-то далеко. Мне было страшно во время смертоносных волнений во Франции, когда ультралевые противостояли ультраправым, во время манифестаций против иммигрантов, против всего, таких же как в Турции или в других странах. Но я находилась в Париже… Опасность, которую я в полной мере осознавала, казалась мне смешной по сравнению с теми, которые нависли над моими коллегами. Я чувствовала, что опасность существует, однако я не ощущала угрозы. На самом деле это происходило потому, что угроза была скрытой.
Разговоры этого дня напомнили мне знаменитое высказывание кинорежиссера Мишеля Одиара, которое любил повторять мой старший брат: «Два сидящих интеллектуала всегда пройдут меньше, чем один идущий придурок».
День подходит к концу. Я ухожу из редакции вместе с Андре. С самого утра он спрашивал меня, хорошо ли я себя чувствую. И твердил, что репортаж должен быть завершен как можно скорее. Мое спокойствие вызывало у него неподдельное удивление. Но Андре был прав. Если аль-Багдади действительно был человеком, стоявшим за злом, если его близкие отношения с Билелем подтвердятся, то действительно лучше быстрее закончить мое расследование. Я поставила в известность шефа, который курирует проект, что с этим делом может быть связан аль-Багдади. Но Андре говорить об этом не стала. Желание узнать больше, до конца сыграть свою роль репортера доминировало над моими сомнениями, но при этом оно ослабляло мой инстинкт самосохранения. Тем не менее Билель был настоящим кладезем информации. За столь короткое время у меня сложилось вполне отчетливое представление о нравах, царящих в ИГИЛ.