Я была джихадисткой. Расследование в центре вербовочной сети ИГИЛ

– Я непременно должен сказать тебе об одной вещи! Я дал твой номер телефона жене брата. Она тоже должна скоро приехать, но она находится на шестом месяце беременности. Ей будет спокойнее ехать вместе с тобой, поскольку ты жена эмира… Сама понимаешь… К тому же она сможет дать тебе полезные советы, «девчачьи»… Ее зовут Ванессой.

О нет! Я тут же прерываю связь. Это послание, полученное в Тунисе и показавшееся мне хитроумной уловкой, оказалось настоящим! Беременная молодая женщина практически на сносях, возможно, несовершеннолетняя, собирается отправиться в ад! Билель перезванивает. Я хлопаю крышкой компьютера, ненароком разбивая ее. В телефоне Мелани я ищу послание Ванессы, чтобы немедленно ответить ей. С бешеной скоростью я стучу по клавиатуре.

– Салам алейкум, сестра. Мне очень жаль, что у меня не было возможности ответить тебе раньше. Я должна была обдумать нашу поездку… Подходящий ли сейчас момент, чтобы ехать туда? Учитывая, что ты беременна…

Ванесса сразу же отвечает мне. Ее послание состоит из смешения арабских и французских слов, мне далеко не все ясно. Но я понимаю, что она преисполнена решимости воссоединиться с отцом своего ребенка. Она умоляет меня поехать вместе с ней, а взамен обещает ответить на все мои вопросы. Охваченная паникой, я не знаю, что делать. Я должна была бы поставить в известность полицию. Да, но я журналистка, и мне претит выдавать кого-либо, особенно уязвимую юную женщину. В данном случае что это будет: донос или защита?

Погрузившись в тягостные раздумья, я взвешиваю свои возможности. В конце концов, Мелани предлагает ей подождать еще неделю, чтобы тщательно подготовиться. Эта уловка позволяет мне выиграть немного времени. Ванесса с радостью соглашается. Наше общение при помощи СМС-сообщений, продолжавшееся минут двадцать, заканчивается обоюдной договоренностью. Это время позволит мне переговорить со своим начальством. Теперь я должна позвонить Билелю. Я с еще большей неохотой, чем прежде, связываюсь с ним. Мелани бормочет извинения, ссылаясь не неожиданный приход сестры, потом позволяет ему выговориться. Я и так собрала огромное количество информации, причем гораздо больше, чем требовала моя первоначальная миссия. Теперь я хочу только одного: как можно скорее закруглиться.

Его нежные словеса я пропускаю мимо ушей. Мелани хотела бы только ему напомнить, что она уезжает к нему через два дня, поскольку ей надо убедиться, что он правильно ее понял. Я хватаю кружку с чаем, уже остывшим, и дую на него, чтобы обрести немного хладнокровия. Но не успеваю.

– О! О! Что ты делаешь! Это харам! Немедленно прекрати!

Что прекратить? Я ничего не понимаю. Но, похоже, это вывело его из себя. Глаза Билеля вылезли из орбит. Чем я могла выдать Мелани?

– Не дуй на чай!

– Но он горячий!

– Это маклум![49] Как минимум. Разве ты не знаешь?

– Нет… А почему?

– Да потому что это отвечает не исламским законам, а законам твоей страны! Ну же, Мелани!

А! потому что в гражданских кодексах более 170 стран есть слова о «надлежащем отношении к горячительным напиткам»?

– Я не вижу никакой связи…

– Ты не должна менять природу вещей, это писаный закон… Шариат отвечает строгим законам: если у тебя завтра возникнет какая-либо проблема, например на тебя нападут, тебя обворуют или что-либо еще, и ты подашь жалобу в своей стране, тебя будут считать кяфиром. В подобном случае ты станешь моим врагом и врагом Всемогущего Бога, поскольку, обратившись к человеческому правосудию, ты автоматически становишься неверной. Например, твоя мать приобрела какую-нибудь страховку?

– Да! Причем несколько, в том числе и на вклады!

– Так вот, это автоматически делает твою мать твоим врагом. Она не уважает наши законы, а следовательно, и ислам. Таким образом, ты больше ей ничем не обязана. Я советую тебе прочитать свои записи о таухиде и давате![50] И отвернуться от врага!

Ничего себе! Внимательно прочитав Ветхий Завет, Новый Завет, Коран, я чувствую потребность изучить законы, составляющие основы шариата. Чем дольше мы общаемся, тем сильнее я презираю Билеля. Я сразу вспоминаю о педофилии, когда Билель начинает говорить со мной с горящими глазами о Ясмин, и о пороках и лжи, когда он обращается к Мелани. Нет, он не волк в овечьей шкуре, как я думала в начале нашего знакомства. Он дьявол. Я видела выражение его глаз, когда он кричал, чтобы Мелани перестала дуть на чай. Когда он сказал ей, что ее мать «автоматически становится ее врагом». Я хочу продолжать следить за «Исламским государством», «Аль-Каидой» и вообще за всем, что происходит на Среднем и Ближнем Востоке, но без Билеля, этого злого гения, выскакивающего из табакерки тогда, когда ему захочется. Мелани собралась отключаться. Но Билель неожиданное спросил:

– Тебе сколько лет?

– Разве ты забыл?

– Нет, но у меня появились сомнения.

Чтобы увидеть его реакцию, я пытаюсь увильнуть:

– Мне скоро исполнится восемнадцать.

– Хорошо… Ах, женушка, до чего же ты красивая.

– Да нет же! Мне двадцать лет! Это Ясмин несовершеннолетняя!

– Машалла, жена моя, ты играешь со мной! Это нехорошо, любовь моя!