Состояние
Когда я еще был в «Аяксе», голландский журнал опубликовал статью, в которой утверждалось, будто я самый высокооплачиваемый игрок в Голландии. Это не только было неправдой, но они еще и заявляли, что я зарабатываю в два раза больше того, что я зарабатывал на самом деле. Я опроверг эту статью, но я не могу опровергать каждую историю, которая исходит от СМИ, потому что придется реагировать на них постоянно, и в конце концов это сведет меня с ума.
Когда я был в «Ливерпуле», была опубликована еще одна статья, в которой заявлялось, будто мне выдали громадный бонус, когда я пересек отметку в двадцать голов за сезон для клуба. Снова ложь. На этот раз я обратился к руководству клуба, чтобы они могли официально опровергнуть эту информацию, потому что я не хотел, чтобы болельщики «Ливерпуля» думали: «А, сейчас он забил свои двадцать мячей, поэтому не будет сильно париться, если больше ничего не забьет».
В преувеличениях нет необходимости, потому что правда о деньгах в футболе и без того шокирующая. Реклама в футболе развилась настолько, что вывела его на новый уровень доходов, принося огромные количества денег. Прибыли колоссальные. Можно задаться вопросом: «Как государство может заплатить команде 3 миллиона евро за то, что она сыграет в одном дружеском матче?» Но они получат свои деньги обратно с матча и со всего, что будет с ним связано, – для них оно того стоит. Сейчас лучшие футболисты зарабатывают за неделю больше, чем Пеле или Марадона зарабатывали за год, потому что в футболе сейчас очень много денег.
И сколько бы ни было людей, готовых дать денег игрокам, всегда найдутся такие, кто захочет их отнять.
Деньги текут рекой к парню, который пришел в основной состав ведущего или даже небольшого клуба. Этот парень внезапно получает кучу денег и начинает притягивать плохих людей и компании. Людей, готовых помочь тебе потратить твою зарплату, когда ты еще молод, наивен и щедр, всегда в избытке.
Вымогатели видят в футболистах легкую мишень: у них есть деньги, и часто у них нет необходимого образования, чтобы понимать, как лучше ими распорядиться. Эти жулики также считают, что футболиста не беспокоит, сколько денег он потратит и на что, и иногда они правы. Они размышляют так: «Бизнесмена, врача или юриста надуть непросто, но можно развести наивного молодого футболиста с закрытыми глазами». Они предлагают инвестировать деньги во что угодно. Игрокам предлагают купить земельные участки, на которых позже будет застроена недвижимость. Когда ты отдаешь деньги, оказывается, что получить разрешение на строительство невозможно, а твои деньги потеряны.
Есть люди, которые пытаются войти в твой близкий круг общения, а ты не понимаешь почему. Сперва ты думаешь: «Наверное, он думает, что я хороший парень», но потом ты начинаешь сомневаться. Со временем иллюзии развеиваются. Некоторых людей привлекают деньги и слава, а вовсе не дружба с тобой. Это причиняет много боли. Я ненавижу это. Они видят в тебе нереализованные возможности. Ты понимаешь: «Он пришел ко мне, потому что я футболист и он может сделать мне то или иное предложение или получить за мой счет какую-то выгоду». К этому привыкаешь, но поначалу ты даешь себе отчет в происходящем; на этом этапе ты легкая мишень. Такова часть мира, вьющегося вокруг футбола.
Мне повезло, что когда я был молод, люди пытались мной воспользоваться, и я усвоил урок. Это горький опыт, но я все понял. И я действовал. И тогда быстро разносилась новость: «Не пытайтесь к нему обращаться: он не хочет ни в чем участвовать». Думаю, сейчас люди видят во мне того, кто закрывает перед ними дверь. Они говорят: «К нему трудно подобраться». Сейчас люди не обращаются ко мне, потому что знают, каков я. Не знаю, предупредили ли их, но, думаю, теперь уже всем ясно, что я не стану легкой добычей, и мне это пошло на пользу. У меня много партнеров, к которым все еще пытаются обращаться люди, пытаются подобраться к ним поближе, а им уже по тридцать. И если это все еще происходит с ними, возможно, они более доступные или люди слышали, что они такие; все считают, что смогут найти способ к ним подобраться и извлечь из них выгоду. Но они знают, что не смогут проделать это со мной.
Думаю, все началось с того, что я переехал в Европу в столь раннем возрасте и видел, как здесь все происходит. Я бы не хотел, чтобы семнадцати-восемнадцатилетние ребята жили так, как жил я. Я вкладывал деньги, которые мне больше не суждено было увидеть. Когда тебе 21, к тебе подходят и говорят: «Если ты инвестируешь деньги сейчас, то через три-четыре года все окупится сполна». Может быть, у тебя будут партнеры, которые тоже инвестируют, и это часть плана: привлечь одного и ожидать, что за ним потянутся и остальные. Или они могут показать тебе видео, и ты подумаешь: «Ого, невероятно, удивительно». В моем случае это была земельная собственность. Я вложил деньги. Прошло семь лет, и я все еще жду…
В Латинской Америке, если ты молодой футболист, твоя самая большая дилемма – продавать твои права агенту или нет. Это идеальная схема для того, чтобы разбогатеть здесь и сейчас, но в долгосрочной перспективе ты продаешь свои права на то, чтобы он вершил твою судьбу в одностороннем порядке или полностью получал всю прибыль от всего, что будет с тобой происходить в будущем.
Буквально за одну ночь для тебя как молодого футболиста проблема отсутствия денег может обратиться в проблему наличия такого количества денег, что ты понятия не будешь иметь, что с ними делать.
Когда мне было двенадцать, два агента из «Дефенсора» и «Данубио», двух крупнейших клубов Монтевидео, стучали мне в дверь и предлагали мне деньги. Я ответил им, что не хочу подписывать контракт с кем-либо на тот момент. Уилсон Перес и Хосе Луис Эспозито, два руководителя «Насьоналя», сильно помогли мне, когда я, будучи подростком, начал привлекать к себе внимание. Они знали о трудностях, которые пыталась преодолеть моя семья. Знали, что мои родители разведены, и поэтому поддерживали меня финансово. Было непросто отказываться от денег, которые мне предлагали в других клубах, но Уилсон и Хосе Луис дали мне серьезные основания для того, чтобы я мог отклонять их предложения. Мне повезло, что рядом со мной были такие хорошие люди.
Я испытывал все больше давления, когда мне было семнадцать, восемнадцать, когда я стал зарабатывать чуть больше денег, перейдя в основу «Насьоналя». И тогда вокруг меня действительно начали кружить стервятники. Агент пришел к моему отцу, с которым я тогда жил, и предложил ему $25 000 за то, чтобы я сократил срок контракта на двадцать процентов и перешел к нему. У меня уже была неформальная договоренность с Даниэлем Фонсекой, но мы еще ничего не подписали.
Было тяжело отвергнуть все эти деньги. В «Насьонале» я зарабатывал около 4000 песо в месяц. Это около сотни франков.
Помню, как я думал: «Ого, 25 000 долларов! Я буду богат. Нужно соглашаться».
Отец говорил мне: «Это куча денег, Луис, прими их».
Но Софи сказала: «Нет, нет, нет. Если ты ничего никогда не подписывал с Фонсекой, то с чего ты решил подписываться теперь? И если ты доверяешь Фонсеке, почему ты решил его предать?»
Так я пропустил эту возможность. Снова меня спас мудрый совет моей Софи, но все же было непросто отказаться.
У себя в голове я уже начал делить деньги, думая, какую часть я отдам маме, а какую сестре; я знал, что могу изменить их жизнь. Или по крайней мере я так думал на тот момент.
В конечном итоге ты должен кому-то всецело доверять, и когда ты видишь, что два бывших футболиста, которые были твоими кумирами все детство, готовы прийти тебе на помощь, то ты с большой долей вероятности им доверишься. Фонсека и Карлос «Эль Пато» Агилера взяли меня под свое крыло в «Насьонале». Они были партнерами. Агилера и Фонсека были игроками сборной Уругвая и оба играли в Итальянской футбольной лиге, которую я смотрел по телевизору все детство. Я был готов переехать из Уругвая к Софи в Европу, и здесь проблема приобрела еще более срочный характер.
Когда они меня принимали, они обещали мне частные уроки итальянского языка, стандартную продуктовую корзину раз в месяц для моей матери, 100 долларов в месяц и все, что я заработаю в «Насьонале», что я не считал, потому что у меня никогда не было никаких гарантий, что они заплатят футболистам в конце месяца.
Позже Фонсека и Агилера прекратили сотрудничество, и мне пришлось выбирать между ними. Один говорил мне одно, второй – другое. Я решил довериться Фонсеке. Я чувствовал его полную поддержку, хотя у меня никогда не было проблем с Эль Пато, и я все еще здороваюсь с ним при случае. Он знает, что мне просто пришлось выбирать между ними. Я никогда действительно не подписывал никаких соглашений с Фонсекой. Не знаю почему. Кажется, я говорил ему пару раз: «Если я даю тебе слово, значит, ты можешь мне доверять».
Скоро я понял, что из всех игроков Фонсеки он платил мне меньше всех остальных. Я был последним в очереди, кто получит новые бутсы. Все, что я зарабатывал, я делил с семьей и мог иногда немного поддерживать отца, потому что он тогда переживал непростые времена.
Было много обещаний по поводу моего будущего. Каждый раз при встрече он рассказывал мне, что произойдет вот это и вот то – каждый раз очень убедительно. У него была большая машина, а сам он жил в Италии. Казалось, дела идут хорошо. Я разговаривал с другими молодыми футболистами, работавшими с ним, и мы обсуждали его машину и дом. Ты не думаешь: «В один прекрасный день у меня будет все то же, что у него», скорее ты думаешь, что раз у него все есть, значит, он успешен, то у него есть какие-то качества. Он что-то из себя представляет. И ты можешь стать таким же.
Когда я перешел в основную команду «Насьоналя», все 100 % прав на меня принадлежали клубу; но в Уругвае, если ты переходишь в другой клуб, то 20 % от суммы сделки перечисляется футболисту. Поэтому если Фонсека собирался меня приобрести у «Насьоналя», ему нужно было заплатить миллион долларов «Насьоналю» и 200 000 долларов полагались мне. Фонсека сказал, что я должен отказаться от 200 000, чтобы он заплатил «Насьоналю» только 800 000. Он сэкономит на трансфере, но мне полагались бонусные 200 000 долларов с моего первого большого контракта в Европе. В тот момент я отчаянно рвался в Европу, поэтому думал: «Ладно, пусть будет так. Я просто хочу уехать». Пусть эти деньги будут включены в мой контракт, замечательно. Сейчас они мне не нужны. На этот раз я оказался слишком доверчивым, и когда я понял свою ошибку, было слишком поздно.
Проблемы с агентами очень запутанные. Родители часто стараются поступить как лучше, забирая деньги для своих сыновей при первой же возможности, но на самом деле это несет в себе больше вреда способностям ребенка заработать гораздо больше в будущем. Мне удалось избежать большинства потенциально опасных сделок. Я много времени провел на улицах и был осведомлен о всевозможных уловках и ловушках, которые меня ждали.
Иногда давление на тебя может оказывать даже твоя собственная семья. Я люблю родителей, братьев и сестер и хочу им помогать, но я ввел правило, что если они не хотят помогать себе сами, то ничего не будет. Мы все жили в одном мире; все мы были ограничены в возможностях, и нам всем приходилось мириться с трудностями. Мне ничего не доставалось даром. На некоторое время я перестал общаться с отцом, потому что он решил, что ему больше не нужно работать, потому что он отец Луиса Суареса. Я спросил его: «Кто из нас играет в футбол, ты или я?»
Конечно, я буду помогать ему, ведь он мой отец, но и он должен в свою очередь что-то делать. Какое-то время мы с ним спорили по этому поводу, и это было ужасно, но мне удалось найти для него работу. Сейчас он работает на ней уже больше года, и он счастлив. У моей мамы своя пекарня, она продает хлеб прямо из своего дома. У меня шесть родных братьев и сестер, много племянников и племянниц, и я хочу, чтобы они видели во мне брата или дядю, а не известного футболиста.
В такой большой семье, как у меня, всегда у кого-то есть проблемы, но большинство семейных проблем нельзя решить деньгами. У тебя есть деньги, но проблема остается либо ты решаешь для них проблему, а затем они возвращаются к тебе со своим дядей или братом дяди, у которого тоже есть проблема. Меня обвиняли в том, что, дескать, «мой брат играет в футбол и никогда мне не помогает», но я не буду помогать тем, кто не хочет помочь себе сам.
Они могут считать меня скупердяем, но в глубине души они осознают, что тут идет речь о том, что нужно уметь правильно оценивать вещи. Я помогу им, если они способны ценить и оценивать то, что имеют. Это вопрос самоуважения. У меня строгая трудовая этика – возможно, потому что я знаю, через какие трудности мне пришлось пройти: бесконечные поездки на автобусе, долгие пешие переходы, попытки наскрести денег на то, что другим доставалось даром. Я буду относиться так же к своим детям. Они получат все, что я смогу им дать, но они должны будут научиться правильно относиться к жизненным ценностям.
Я не собираюсь покупать особняки для своих братьев и сестер. Они не переедут из съемной квартиры в огромный особняк, потому что это не наш путь, мы не такие. Они не станут счастливы, им не будет комфортно. Они из других кварталов. Моя семья принимает это и принимает то, каков я, но люди, которые каким-то образом связаны с семьями футболистов, этого не понимают. Если семья перестает работать из-за того, что сын или брат зарабатывает много денег и играет в Европе, то я этого не одобряю.
Я сказал своему отцу, когда переезжал в Европу, что он может перестать работать. Это была моя ошибка, о которой я позже пожалел. Сперва я подумал: «Ему будет хорошо». Но потом поймал себя на мысли: «Зачем я ему это сказал?» Он знал себе цену благодаря своей работе, он работал на ней годами, это была часть него. Это давало ему самоуважение, он мог чувствовать себя личностью. Если твой отец не хочет работать, то это проблема. А люди вокруг него будут говорить: «Это отец Луиса Суареса». Но у него своя жизнь, свои ценности и достоинства. Мне пришлось сказать ему: «Я не стану тебе помогать до тех пор, пока ты не начнешь ценить то, что имеешь, то, кто ты есть и что делаешь». Было трудно его убедить, но в конце концов я пришел к своей цели. На самом деле проблема была не в нем, а в людях, его окружавших, которые говорили: «Ты ведь отец Суареса, тебе следует то-то и то-то». Твой сын может помочь тебе, облегчить какие-то трудности, но он не станет разруливать за тебя всю твою жизнь. Ты должен уважать себя, у тебя своя жизнь, и она в твоей власти. Иначе все на тебя будут смотреть по-другому. Они скажут: «А, мужик разбогател, потому что его сын футболист. Легко ему живется». Если ты ценишь и уважаешь себя, ты не должен такое принимать.
Нельзя переставать ценить то, что имеешь, и забывать то, как ты этого добился. Помню, когда мне было десять или одиннадцать, партнер моего старшего брата пришел к нам домой и принес вещи из секонд-хенда. Я все еще помню радость на лице моего младшего брата. Семья и друзья никогда не скажут, что я изменился, добившись успеха, потому что это не так. Я никогда не стану покупать кучу роскошных машин. Я не против этого, если ты этого хочешь, но я никогда не понимал подобного. Я не такой.