Я решительно провела по мягким светлым прядям, стараясь передать этим жестом ласку и заботу.
— Драко, и ты меня прости. Сейчас не время сомневаться друг в друге.
Он снова поцеловал меня, но уже нежно и еле ощутимо. Такой Драко не пугал, а удивлял. Странно, я никогда раньше не замечала, какие красивые у него глаза. Серые с темными вкраплениями. Или выражение вечной злобы и ненависти полностью меняли их цвет? Даже расслабиться получилось.
Драко нехотя отстранился и пригладил мои непослушные волосы.
— Ты решила вернуться к школьной прическе? Мне нравится, — бархатный голос обволакивал, а теплая улыбка успокаивала. — Нам нужно идти. Сегодняшнюю ночь проведем вместе.
Как я не гнала от себя подобные мысли, они все равно буравили мой мозг и наполняли настоящим страхом. Драко, конечно, муж Гермионы, но спать с ним мне не хотелось. Только чем мотивировать отказ? Беременность? Усталость? Потеря памяти? Его первый поцелуй напугал своим напором и страстью. Боюсь представить, что он сделал бы в постели.
Драко проводил меня до шатра и ушел по тропе за деревья к месту, куда мы прилетели ночью.
Сверху раздавались крики фестралов и перепуганных ворон. Заходить внутрь не было желания. На душе тяготел огромный груз, который мешал нормально думать и анализировать.
Получалось, Карл говорил не только про тот Центр, но и про этот. Как относиться к Реддлу младшему, я тоже не знала. Вроде он не сделал ничего плохого, но взгляд его черных глаз пробирал до дрожи. Зато Карл мог похвастаться завидным трудолюбием и преданностью своему делу. Осунувшееся лицо говорило, что он много времени проводит на работе, заботясь о пострадавших. Сначала на официальной должности, потом здесь. И не стоило забывать о творящемся хаосе в Центре. Тем более с болезнью Реддла старшего. Удивительно, как Карл еще рассудок сохраняет. Мне бы такой источник сил.
Отбросив в сторону сомнения, я решительно переступила порог. Остальные пациенты нуждались в моем внимании, пусть и не совсем профессиональном.
На первом этаже располагались небольшие двухместные палаты, в которых лежали наименее пострадавшие клиенты. Кто-то читал книги, кто-то рисовал, а некоторые спали под воздействием сонных чар. По внешнему виду было трудно сказать чем именно они болели. Контраст с теми, кто находился внизу, ужасал. Если здесь все казалось обычным терапевтическим отделением, то там камеры с обреченными на смерть.
Девушка примерно моего возраста оторвалась от рисования и помахала рукой с зажатым в ней карандашом. Она улыбалась открыто, по-детски и смешно поправляла длинные распущенные волосы.
— Привет, Гермиона. Ты забыла про нас? Я скучала по нашим совместным занятиям.
Прозрачные голубые глаза напомнили мне Полумну. Та тоже иногда казалась странной. — Знаешь, но зато я кое-что вспомнила.
Так, выходит, что она, как и я, страдала потерей памяти. Какая ирония. Чистое лицо девушки сияло радостью, а сама она заерзала на стуле от нетерпения.
— И что же ты вспомнила?
— Чьи-то кисти рук, которые очень сильно дрожали. Помню звон разбитого стекла и кровь на белом рукаве. Все остальное как в тумане и никак не поддается мне.
Она протянула мне лист бумаги. С удивительной точностью рисунок показывал ухоженные и изящные кисти рук с длинными пальцами. Темные пятна крови были едва заметны на светлой одежде, очень похожей на мантию целителей. Имело ли какое-то значение ее воспоминание?
Девушка теребила ворот синей больничной рубашки и покусывала нижнюю губу.
— Ты что-то еще хочешь сказать? Не нужно стесняться меня. И я ни в коем случае не буду смеяться над тобой.
Обхватив себя руками, словно вдруг замерзла, она тихо проговорила:
— Когда я вспомнила это, мне стало очень страшно и тоскливо. Я кричала, а врачи суетливо бегали вокруг. Наверное, они напоили меня успокоительным, и я уснула. Но теперь мои сны превратились в кошмары.
Она закачалась, уставившись куда-то в одну точку. Мне стало жаль такую молодую и такую несчастную девушку.
— А ты еще кому-нибудь рассказывала про воспоминания?
— Нет. Никто не прислушивается ко мне, кроме тебя. — Она резко наклонилась и схватила меня за руку. — Пожалуйста, помоги. Я чувствую, что не должна здесь находится. Что-то тянет меня отсюда. Один раз я хотела сбежать, но попалась.
Я видела безумный страх и мольбу в голубых глазах. Сердце снова дрогнуло от жалости, и мне пришлось пообещать ей помощь. Только вот каким образом это можно было сделать?
— Давай договоримся, хорошо? Если вспомнишь что-то еще, то не рассказывай никому, кроме меня.
Она с радостью согласилась, и мне стало стыдно перед ней: я не могла гарантировать ей безопасность и исцеление.
Сославшись на другие важные дела, я ушла к себе в комнату. Необходимо разобраться, что делать дальше с информацией, которая камнем легла на грудь, затягивая на самое дно. Казалось, мне никогда не выплыть. Каждая последующая волна била так больно и безжалостно, что силы таяли при судорожных попытках удержаться на плаву. Хорошо, я уже привыкла к беременности и старалась двигаться менее порывисто и стремительно.