Я – девушка без истории. Интеллектуальный стендап: как менялись литературные истории от Аристотеля до Умберто Эко

Аристотель: Так что в следующий раз удивите меня, пожалуйста! Немного саспенса, от этого еще никто не умирал. Вернее сказать, да, случалось. И тут возникает новая проблема. Я прочел все ваши сочинения. Двадцать три текста – и… ОДИН покойник? Что случилось? Вы дали слабину? Начиная историю, вы должны задать себе два вопроса о героях: кто умрет? кто убьет? А дальше остается только выбирать! Отец убивает сына, сын убивает мать, брат убивает сестру. Даже дядя убивает племянника, тоже можно. Семья-то большая… (Смягчившись.) Но в остальном, если не считать проблемы с отсутствующим кровопролитием, все вообще-то неплохо. Совсем неплохо. Есть ритм, напев, мелодия, это пикантно, мне нравится. (Обводит взглядом амфитеатр и останавливается на участнике с пышными усами.) Фридрих, а вот тебе мне есть что сказать: заканчивай с восклицательными знаками, это становится откровенно нечитабельно. Вдобавок ты начинаешь влиять на Луи-Фердинанда, он теперь сдает мне тексты, в которых пунктуация – форменные джунгли. Если это будет продолжаться, я разведу вас по разным мастерским! Но остальные – недурно. Селена – просто здорово. Антиной, немного тормозишь… Бризеида – очень, очень хорошо. В конце занятия я раздам всем текст Бризеиды. Посмотрите на очень, очень хорошего героя, которого она нам создала. Вот она-то не забыла, что «трагедия есть изображение людей лучших, чем мы».

И тут, Перикл, придется вернуться к тебе. Прости, если я немного до тебя докапываюсь. Но твои действующие лица – раб и женщина?

Перикл: Да, для разнообразия.

Аристотель: Гм-гм. И они, пожалуй, симпатичны, они… (Замечает гримасу Перикла.) Да, прости, они откровенно симпатичны, даже просто хорошие люди! Вот только, видишь ли, среди правил, сформулированных мною в «Поэтике», есть соответствие характеров действующим лицам. Я знаю, что ты скрипишь зубами от одного слова «соответствие». Но это ключевой момент, чтобы выстроить повествование, если только ты не хочешь погрязнуть в научной фантастике, а, Перикл?

Перикл открывает рот, но не может издать ни звука.

Аристотель: Если так, то будь любезен, найди поскорее другую мастерскую, потому что у меня этого не будет! Но если хочешь и впредь посещать мои занятия, если хочешь сохранить свое место здесь, в этом амфитеатре, с нами, – никогда не забывай, что «и женщина бывает благородной, и раб, хотя, быть может, первая из них ниже, а раб – совершенно низкое существо». Это и есть соответствие.

Уходит.

Спасибо, Аристотель.

«Поэтику» я изучала несколько лет, готовясь получить театральный диплом. Сдавала ее и на экзаменах в институте. Сотни часов я провела в обществе Аристотеля, разбирая по косточкам этот текст. В общем и целом я представила вам его резюме – довольно грубое и абсолютно субъективное. Но все закавыченные цитаты взяты из его книги. И вот, по Аристотелю, как вы могли убедиться, хорошая история – это история выдающегося человека, который совершает те или иные подвиги, предпочтительно кровопролитные.

Добавив это к историям охотников с дубинками, думаю, вы поймете, куда я клоню… В повествованиях есть серьезная проблема неравенства полов. И, кстати, существует очень простой и практичный инструмент, чтобы в этом убедиться. Он называется тестом Бекдел, по имени Элисон Бекдел, которая создала его в 1985 году в комиксе под названием «Правило лесбиянок». Тест основывается на трех критериях.

Во-первых, должны быть как минимум две женщины, действующие в произведении наравне с мужчинами (то есть обладающие всей полнотой гражданских прав и способные этим воспользоваться, если до такого дойдет).

Во-вторых, они говорят друг с другом.

В-третьих – и это обычно самое интересное, – они говорят о чем угодно, только не о мужчинах.

В комиксе Бекдел персонаж, формулирующий эти правила (а это Лиз Уоллес, подруга автора, поэтому тест называют еще тестом Бекдел – Уоллес), не вдается в детали первого критерия. Она лишь оговаривает, что нужны две женщины. Я не знаю, кто потом добавил, что эти две женщины должны подчеркнуто изображаться наравне с мужчинами – и, хотя лично я нахожу этот критерий в высшей степени уместным, он все-таки выступает безжалостным по отношению к огромному числу произведений, в которых женщины носят только имена или даже уменьшительные имена[9].