Я дрался с бандеровцами

Но с развалом Союза началась эта «шкандебень». Все уничтожили, и все провалилось. Весь труд людей уничтожили, разломали, полностью развалили колхоз. Скот пропал, парки развалили, сельское хозяйство уничтожили… Знаю, в России то же самое. Там, где с полей собирали по 30–40 центнеров зерна, ныне одни сорняки растут. Украинский чернозем пропадает. А Сталин после войны три раза проводил понижение цен. Зато паны у нас снова появились. И не за горами тот час, когда они сядут нам на загривок. Что такое Европа, мы добре знаем: поляк украинца за человека не считает, пока тот не перекрестится и не запишется в польское гражданство.

– Степан Васильевич, мне поменять вашу фамилию в интервью?

– Нет, хлопчик. Пиши как есть. Мне перед односельчанами не стыдно. Я прожил жизнь по-честному. Никому зла не делал, работал на общее благо. Да и кому я такой старый сейчас нужен? А они… Они и раньше-то нам в спину стреляли, а уж сейчас тем более. Мне уже поздно бояться. Спасибо тебе, хлопчик, за душевный разговор. Храни тебя Бог!

Стекляр Борис Ефимович

Интервью: Станислав Смоляков

Октябрь 2013 года. Телефонный звонок Киев – Ровно.

– Слухаю…

– Здравствуйте, Борис Ефимович. Я насчет интервью… Вам звонил N? Он сказал, вы дали добро.

– Ах, это вы. Здравствуйте. Только я вас предупреждаю, никаких разговоров про УПА!

– Борис Ефимович, так ведь…

– Еще раз повторяю, говорить на эту тему не буду!

– Хорошо, только с 41-го по 45-й год.

– Когда вы приедете?

– Приблизительно через пять часов.

– Добре!

– Проходите, не стесняйтесь. Пока мы еще не начали, сделать вам чай? Вы завтракали, обедали?

– Мне не хотелось бы вас затруднять.

– Да чего тут затруднять?! Вам радио не мешает? Вы разговаривали с N в Киеве?

– Он дал понять, что ничего не помнит.

– Да вы что! Не помнит даже, что был у меня начальником отдела? Он вообще-то грамотный парень. N – человек очень серьезный и вдумчивый, но довольно своеобразный. Поэтому его иногда трудно понять. Он всегда был сам себе на уме. Да еще на каком уме! Как здесь говорят: «Мае муху в носе». Мы вместе работали какое-то время, но он потом уехал. Скажу вам одно: это очень эрудированный и грамотный человек. Так что он вам рассказал?

– Одни нестыковки. Вроде в трезвом уме, в трезвой памяти, но водил вокруг да около. Сказал, что учился вместе с Кожедубом в Харькове до войны. Я так и не понял, как он с авиации попал в МГБ…

– Что значит как? А как я с разведки попал в органы?! На фронте я был командиром взвода артиллерийской разведки полка. Вы учтите: артиллерийская разведка сложней, чем обычная. Сейчас мы сядем, я расскажу, если вас это заинтересует. Итак, что вы хотели от меня услышать?

– Давайте начнем с безобидных вопросов. Где вы родились, Борис Ефимович?

– В Новоград-Волынском. Отец там служил в Красной Армии. Обычное детство: школа, игры, книги… Потом война. По радио выступил Молотов. Мы, пацаны, радовались, что будем воевать и разобьем немцев. На третий день я взял паспорт, пошел в военкомат. Мать всплеснула руками: «Да ты-то куда?» А я сказал: «Пойду, мы быстро их разобьем!» Вот так закружило-понесло. Да, сложно… Сложная-сложная жизнь.

Так что я доброволец. В Красной Армии с августа 41-го. Опыта у меня, конечно, не было никакого. Мимо проходила воинская часть, 38-й отдельный батальон связи. Я к ним попросился, и меня в этот батальон взяли. Моему примеру последовали еще двое молодых хлопцев. Помню, связисты спрашивают меня: «Ты с ручного пулемета умеешь стрелять?» Я растерялся: «Не знаю. На военной подготовке мы его разбирали». – «Ясно все с тобой. Вторым номером на мотоцикл!» А это охрана линий. Катушка, провод, полный примитив. Да, таким был сорок первый год. Но интересно было.