Я дрался в морской пехоте. «Черная смерть» в бою

Со временем я стал командиром дальномерного отделения, а на батарее наблюдательный пост состоит из двух приборов – это дальномер и прибор управления зенитным артиллерийским огнем ПУАЗО-1. Оба прибора находились в моем непосредственном ведении. Перед войной мы получили новый прибор ПУАЗО-2. То, что война будет, где-то в верхах чувствовалось, поэтому народный комиссар Военно-морского флота Николай Герасимович Кузнецов заранее привел военно-морской флот в боевую готовность. Наша батарея стояла стационарно в казематах, со своей электростанцией. Я уже отслужил больше полутора лет, и вдруг нам в конце мая приказали передислоцироваться на берег Черного моря, на Змеиный мыс, хотя до этого мы никуда ни разу не выезжали. Это местность в промежутке между городом Керчь и металлургическим заводом имени П. Л. Войкова. Началась серьезная предвоенная служба, увольнение нам не разрешалось, в воскресенье отпускали не более пяти-семи человек в город за мылом и зубным порошком. И вот группка наша собралась в субботу 21 июня 1941 года попроситься на час или два в увольнение. Мы тогда были одеты по форме два, во флоте порядок, каждый день по Керченской военно-морское базе объявлялась форма одежды. Так что мы обратились к командиру батареи. Тот вышел к нам, построил личный состав и говорит: «Товарищи матросы. Увольнения сегодня не будет, потому что 19 июня наш флот был переведен в готовность № 2. Я не имею права вас отпустить». Так что мы никуда не пошли, но у разводящего был фотоаппарат, и мы сфотографировались. Я послал домой фотографию, она сохранилась и сегодня, а потом мы говорили – никто и не думал, что завтра будем стрелять из зенитных пушек по вражеским самолетам.

Наконец наступило это самое завтра. У нас, у зенитчиков, была отдельная линия связи, и о том, что рано утром донные неконтактные мины сбрасывали на Севастопольскую бухту, мы уже знали. По крайней мере, командир батареи обладал точной информацией. И в четыре часа ночи раздалась боевая тревога, мы все заняли свои посты. И так мы простояли до утра, уже знали о том, слухи ходили, что кто-то бомбил Севастополь. Но никто ничего четко не знал, а в 10 часов утра уже и кушать на боевые точки привезли, потому что наш пищеблок оставался на старых позициях, там были и камбуз, и полевая кухня. Каждый стоял на своем месте и ел паек, и вдруг около 10 часов утра пост воздушного наблюдения, оповещения и связи передал о том, что в сторону Керчи летят самолеты противника. Я тут же настроил прибор ПУАЗО-2 и подготовил дальномер, находившийся в моем подчинении. А сам вцепился в окуляры прибора. Одновременно закричал и дальномерщик, и я. Мы увидели три самолета «юнкерс-88». Почему мы так быстро определили тип самолета? Дело в том, что за все время службы утром вместо физзарядки сигнальщики бегали со своими флажками тренировались, а дальномерщики шли на дальномер тренировать глаза – утром для этого самые хорошие условия. Я и сейчас знаю силуэты самолетов, поэтому мы легко отличали многоцелевой бомбардировщик «юнкерс-88», средний бомбардировщик «хенкель-111» или пикирующий бомбардировщик с неубирающимся шасси «юнкерс-87», разведчик «фокке-вульф-189», больше известный как «рама», различные модификации истребителя «мессершмита-109». После обнаружения самолетов противника командир огневого взвода, естественно, приказывает дальномерщику дать высоту, ведь исходные данные для прибора ПУАЗО-2 – это высота. В это время Миша Гончаренко стоял у дальномера, и он говорит: «Совмещения нет». Что это значит? Самолеты есть, а когда крутишь прибор, ромбик бегает, но до самолета не достает, то есть он далеко. Потом наконец-то все совместилось, ромбик над самолетом, в окошечке посчитали высоту – 3220 метров, потом 3210, потом 3215. Обычно прибор ошибался до пяти метров. Командир огневого взвода сам уже утверждает высоту. Дал мне данные на ПУАЗО-2, и пошла дальше работать автоматика. Определили «темп-пять», то есть залп через каждые пять секунд. Наш 54-й отдельный зенитный артиллерийский дивизион состоял из трех батарей – наша 67-я, 68-я стояла на горе Митридат, а 69-я находилась в керченской крепости. И буквально одновременно, разница была в секундах, мы все открыли огонь. В результате заградительный огонь был настолько плотным, что немецкие самолеты буквально сразу же развернулись и полетели обратно. Они никак не могли пробраться в город. Так что для меня война началась ровно в 10 часов утра. Потом в двенадцать часов мы прослушали сообщение народного комиссара иностранных дел Советского Союза Вячеслава Михайловича Молотова о том, что началась война с Германией. Причем мы его прослушали, находясь на боевых постах, у нас был приемник, который потом куда-то забрали и закрыли в сейфе, не разрешалось, чтобы мы слушали радиопередачи противника.