Шторм в море был страшнейший. Уже на корабле мы узнали, что будем высаживаться в районе Южной Озерейки, где находился удобный пляж для высадки. На рассвете мы подошли к берегу примерно на три морские мили, но наши большие корабли остановились во втором эшелоне. Мы увидели с борта страшную картину – на берегу стоит баржа с горящими танками, в воздухе опускаются парашютисты, их освещают прожекторами с земли, после чего расстреливают из пулеметов. На берегу идет бой. По нашему сухогрузу начали бить из крупнокалиберной артиллерии. Произошло несколько касательных попаданий, на борту появились раненые. Немцы нас, по сути, не подпустили к берегу, и я не увидел наших кораблей поддержки, а ведь в море мы очень надеялись, что высадке окажут поддержку такие боевые корабли, как крейсеры «Красный Крым» и «Красный Кавказ», лидер «Харьков». Но что-то не получилось по времени, эти корабли куда-то ушли, и нас вернули обратно в Геленджик, где мы переночевали. Утром мы с удивлением узнали, что отряд под командованием Цезаря Львовича Куникова, который наносил вспомогательный удар в районе того самого рыбацкого поселка Станичка, где мы оборонялись, высадился очень удачно и закрепился на берегу, такого шороху там наделал, что немцы опомниться не могли. И нас срочно подняли по тревоге, после чего в ночь с 8 на 9 февраля 1943 года мы снова погрузились на корабли. На рейде Геленджика все еще стоял наш огромный транспорт, но к причалу подходили всевозможные канонерские лодки, тральщики, моторные и сторожевые катера. Погрузили нас и перебросили под Мысхако, причем мы высаживались на необорудованный берег, прыгали в воду, а бросаться в клокочущее море было страшновато. Но меня подозвал к себе парторг нашего 305-го отдельного батальона морской пехоты Гридинский и сказал: «Ваня, кончился период агитации, сейчас личный пример дороже всего. Ты помоложе меня и лучше плаваешь, давай-ка покажи пример своим комсомольцам». А вчера перед посадкой на корабли был митинг, я там выступал с речью, говорил о том, что «не щадя живота мы пойдем помогать братьям и сестрам своим на плацдарм освобождать наш город Новороссийск». И я прыгнул, волной с меня сбило шапку, холода не почувствовал, поднял автомат над головой и закричал: «Братцы-матросы, земля под ногами! Вперед!» И началась высадка.
Наша задача заключалась в том, чтобы расширить плацдарм. Катер, который нас высадил, вскоре ушел, десять градусов мороза, пурга, ничего не видно, и на море страшный шторм – все это нам на руку. Если ты уцепился в берег, то тебя никакая сила не сдвинет назад, ведь сзади ледяная вода, так что путь только один – вперед. А немцы чувствуют, что что-то делается, приходят подкрепления, но им из-за погоды ничего не видно, поэтому они методично обстреливают плацдарм из минометов по квадратам. Тут мина в воду упадет, там на берегу разорвется. И без того при высадке были раненые и убитые, а теперь пошли новые потери. Катера быстро сгружали десант, и вскоре наш батальон сосредоточился на плацдарме. Мы пошли в бой, первой захватили немецкую пушку, по всей видимости ее расчет поспешно отступил, когда почувствовал, что впереди мы высаживаемся. И за первый день к вечеру мы подошли к восточной окраине совхоза «Мысхако». После чего каждый день начались исключительно тяжелые бои. Ночью подвезут подкрепление, а днем уже большинство этих новоприбывших перебьют. Эвакуируют их и снова к нам подвезут очередное подкрепление. Потом наш плацдарм вошел в историю под названием «Малая земля» и стал известен благодаря тому, что будущий генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев, будучи в то время полковником, был начальником политотдела 18-й армии. Он приплывал на Малую землю, но я даже духу его в то время не видел на передовой.