Но больше всего в ходе боев перепало роте ускоренников, они очень хорошо дрались, ведь оказались на направлении главного удара немцев, и когда у них дело пошло к прорыву, то они отходили не назад, а на фланг нашей роты, и мы перевязывали ребят и относили их до санчасти. Они вели даже тогда, когда у нас немцы затихли. Когда ускоренники отошли, то мы раненых всех вынесли, а вот убитые остались, их очень много полегло, и похоронили ребят местные жители уже после ухода немцев.
И тут враг наконец-то нашел слабое место нашей обороны. Справа от нас стояли пограничники и какой-то учебный отряд, а вот слева до моря вообще никого не было, стоял только один наш курсантский взвод в качестве дозора и два взвода в резерве. И все. Наш сводный курсантский батальон выдержал удар врага, а вот пограничники и учебный отряд дрогнули и отошли, а слева немцы прорвались до самой Николаевки. Оставаться на месте не имело смысла, создавалась угроза окружения, и по приказу командования Черноморским флотом в ночь на 4 ноября 1941 года мы начали отходить. Всего мы похоронили более ста товарищей, в нашей роте потери составили 11 курсантов убитыми.
Закрепились на Мекензиевых горах, там еще до начала обороны севастопольцы вырыли окопы и все подготовили для долговременной обороны. Все, что осталось от нашего батальона, свели в три роты, из 1111 курсантов на передовой находилось около пятисот человек. Раненые были увезены, убитые похоронены. И тут училище получил приказ наркома Военно-морского флота СССР Николая Герасимовича Кузнецова убыть в г. Ленкорань. Из состава трех рот был в срочном порядке создан курсантский взвод погрузки и упаковки, человек сорок сняли с позиций, все преподаватели и командование также получили приказ об эвакуации. С собой они забрали всю материальную часть, в том числе минометную и артиллерийскую батареи. Встал вопрос о том, что же делать с нами. Приехали крепкие дяди из 25-й стрелковой Чапаевской дивизии, первое время они говорили, что их за пацанами прислали, но когда увидели наш молодцеватый строй, тут же между собой переругались, каждый хотел курсантов к себе в часть забрать. И тогда комдив генерал-майор Коломиец Трофим Калинович приказал направить нас на усиление 105-го отдельного саперного батальона, понесшего большие потери в боях. Нас всех скопом туда направили, меня назначили командиром отделения, ведь раньше у нас командирами отделений были ребята со второго курса, а их досрочно выпустили младшими лейтенантами. И уже из своих первокурсников назначали командиров отделений. Прибыли мы в долину Кара-Коба, где на сопке, нависающей над долиной, были расположены наши позиции. И здесь мы снова начали нести потери, преимущественно от минометного огня, потому что близких огневых контактов с противником не происходило. Только я укрепил оборону своего отделения, как на передовую прибыли кадровики и начали отбирать претендентов на курсы младших лейтенантов на мысе Фиолент. Я не просился, ничего не говорил, но командир пришел за мной лично в окопы и сказал, что из нашего взвода меня забирают. Куда, что, я не хочу, но мне ответ был один: «Заткнись, парень!» И нас на Фиолент отправили. Здесь первым делом я сбрил усы и бороду, так как с момента первого боя ни разу не брился, а у меня еще с юных лет здорово растет борода.
Привели себя в порядок и проучились ровно шесть дней. И числа 5 декабря, как я хорошо помню, приехал к нам генерал-майор Иван Ефимович Петров и говорит: «Ребята, немцы вплотную вышли к Севастополю. Дело не до учебы». Нам присвоили звание младших лейтенантов, выдали кирзовые сапоги, форму, только брюк не было, я черные флотские брюки запихал в новенькие сапоги. И попал в 1-й стрелковый батальон 1163-го стрелкового полка 345-й дагестанской стрелковой дивизии. Стал командиром взвода, только хотел его принимать, как тут пришел старший лейтенант Сережа Хомутецкий, начальник штаба батальона, и забрал меня к себе. Так что с 1 января 1942 года стал помощником начальника штаба, наш комбат, капитан Касым Мухамедьяров, когда я попробовал отпроситься обратно во взвод, сказал мне, что у него взводами сержанты командуют, а офицер должен быть в штабе.
Мы начали готовить батальон к наступлению, я, что мог, помогал, у меня уже был кое-какой боевой опыт. За несколько дней до нашей атаки я познакомился с Александром Хамаданом, талантливым корреспондентом. Хотя немножко громко сказано, что познакомился, он тогда был известнейшим репортером, а я салажонком, младшим лейтенантом. Хамадан пришел к нам ночью, когда мы отрабатывали захват пленного. Дело в том, что в батальоне подготовили семь разведчиков. Сам я никогда в жизни не брал пленных, но некоторые уроки передал мне офицер на курсах, который брал двух пленных. И я его опыт отрабатывал с ребятами. Хамадан посмотрел на нашу работу, усмехнулся, пожал нам руки и сказал: «Желаю вам взять много пленных». После чего ушел. Вот такое состоялось короткое знакомство.