Я дрался в морской пехоте. «Черная смерть» в бою

А дальше начался штурм. Мы две атаки отбили, при этом враги так и не увидели, где мы были замаскированы. Но на фланге наших позиций находился сводный полк погранвойск НКВД, и немцы прорвали их позиции в районе села Камары. Там почти весь полк погиб, а противник ворвался в долину между горой Гасфорта и Сапун-горой и в результате зашел к нам в тыл. И тогда я понял, что две немецкие атаки на нашем участке, не сказать чтобы сильно мощные, скорее показательные, носили отвлекающий характер. Противник атаковал для того, чтобы нас не сняли на помощь правому флангу, где сидели пограничники. Немцы умели воевать и не стали лезть через наши сильно укрепленные позиции, ведь мы везде наставили минные поля, проволочные заграждения, спирали Бруно, чего там только у нас не было. Даже свои первые потери я понес не от снарядов врага, а от своей же артиллерии. Со стороны пограничников 152-мм гаубица пару снарядов шуранула недолетом и попала прямо ко мне в землянку первого отделения. На месте погибли санинструктор и командир отделения.

Когда нас взяли в полукольцо, у меня уже от тридцати семи бойцов оставалось двадцать. Ночью в наш взвод пришел комиссар бригады полковник Николай Евдокимович Ехлаков с писателем Леонидом Сергеевичем Соболевым. Они побеседовали с бойцами, дали ряд хороших советов, а через несколько часов мы узнали, что комиссара бригады тяжело ранило. Комиссар был, надо отдать ему должное, настоящий политработник, правильный командир.

Когда мы окончательно попали в окружение, то вынуждены были занять круговую оборону. Вы представляете, что такое для двадцати человек взводный район обороны в 800 метров в ширину на 300 метров в глубину?! Очень тяжело пришлось, мы отбивались, но больше всего бед доставляла немецкая авиация и минометы. Сказать, что они бомбили и стреляли, – это ничего не сказать. Бои шли круглосуточно, немцы отменили свое правило отдыхать ночью. Все горело, взрывалось, стоял страшный сплошной грохот. Казалось, что это конец света, сплошное землетрясение, повсюду стоял едкий густой дым, дышать нечем. Вокруг сплошная выжженная земля, не только уцелевшего кустика, даже ни единой зеленой травинки. Поверхность, как на Луне. В течение последних трех недель раз в два дня, ночью, мой помощник, подвергаясь смертельной опасности, приносил по горсти сухарей и кружке воды на каждого. Кончались патроны и гранаты, осталось немножко «лимонок Ф-1» севастопольского изготовления, которые не всегда взрывались. Но главное – не было пополнения личного состава. Из моего взвода осталось совсем чуть-чуть, и тут прибыло двое юношей из Севастополя, которым не было еще и семнадцати лет, один по фамилии Хромцов, второго уже не помню. Связь с Большой землей почти прекратилась, немцы окружили город сплошной морской и воздушной блокадой. Но мы держались и приняли единственное и тяжелое решение – держаться до конца, стоять насмерть. Все написали последние письма нашим матерям. И не только матерям, но и тем, кто верно и преданно ожидал нас. В одной из стычек с немецкими автоматчиками, когда мы по приказу командования отходили на Федюхины высоты, я был ранен. Две пули пробили левое бедро, одна руку, и оказался в госпитале на Максимовой Даче, там люди лежали в проходах, столько было раненых. Под непрерывной бомбежкой ночью нам сделали противостолбнячные уколы и отправили в Стрелецкую бухту.

Но эта бухта уже подвергалась обстрелу со стороны пулеметов противника, и патруль, остановивший наш грузовик с ранеными, отправил его прямиком в Камышовую бухту, где стоял лидер «Ташкент», который одним из последних прорвался в Севастополь. На этом корабле нас планировали доставить в Новороссийск. Но «Ташкент» постоянно подвергался воздушным атакам и самостоятельно не смог дойти по места назначения, лидер был весь изранен, я лично слышал, как командир корабля капитан третьего ранга Василий Николаевич Ерошенко кричал: «Вперед!» А лидер, вместо полного вперед, не мог двинуться с места. К счастью, вскоре подошли высланные из Новороссийска корабли, два эсминца, а немецкие самолеты отогнали наши истребители. Вскоре нас, раненых, перегрузили на подошедшие корабли, кто-то попал на тральщик, кто-то на эсминец. Прибыли мы в Новороссийск. Около причала нас уже ожидало огромное количество машин, и медики тут же на месте обработали всем раны, ведь на борту находилось свыше 2000 раненых. Дальше нас посадили на санитарный поезд и отвезли в Черкесск, а там на автобусе переправили в город Микоян-Шахар (ныне – Карачаевск), где меня определили в госпиталь, эвакуированный из Днепропетровска. Это было отличное и прекрасное лечебное заведение, самое лучше из всех, где я лежал.