Я дрался в морской пехоте. «Черная смерть» в бою

20 ноября 1942 года мы перешли в генеральное наступление. К вечеру окончательно прорвали оборону противника, большая часть армии пошла вперед, а мы повернули в сторону и сдавили колечко вокруг врага. Через некоторое время линия обороны немцев стабилизировалась, мы выдохлись и остановились метрах в 500 от противника. Впереди было чистое поле, на котором нельзя было находиться ни им, ни нам. И в один из вечеров я допоздна засиделся над картой, обобщал данные наблюдения для начальника штаба. Вдруг рано утром слышу голос нашего генерал-майора Русских, его крик так далеко было слышно, что и немцы, по всей вероятности, могли разобрать этот ор. Он кричал: «Что это такое, моряки, как вы могли?» Я выхожу из землянки, он как на меня накинулся: «Что у тебя творится?» Не могу понять, в чем дело, что случилось. Смотрю, елки-палки, немцы за ночь метров на 100 впереди от своих позиций отрыли окопы, замаскировали их, установили пулеметы и прочее. И создали у себя мощное боевое охранение. Русских тут же отдал приказ немедленно поднять роту автоматчиков и мою разведроту для того, чтобы выбить противника с занятых позиций. Я говорю: «Товарищ генерал-майор, мы сейчас все изучим, проведем рекогносцировку, а ночью атакуем». Тот меня слушать не хочет, и ребят спас от верной смерти полковник Дульцев. Он сказал: «Товарищ генерал-майор, давайте они вечером сходят». Русских у меня спрашивает: «Сметете?» Отвечаю, мол, так точно. Но пойду не один, а с Мамаевым. Разрешили мне это дело.

Ночью мы незаметно вышли из своих окопов, тихо прошли поле и сблизились с противником. Под Аткарском хорошо научились. Когда до проклятого боевого охранения оставалось каких-то 30 метров, поползли. Но тут, зараза, стоял наш подбитый танк Т-34, и противник туда наблюдателя заслал, а мы не сообразили, ведь этот танк там давно стоял, стал уже каким-то привычным. А враги придумали ночью туда секрет-дозор выставлять. Так что, когда мы миновали этот танк, вражеский дозорный послал нам в спину очередь. По случайности ни в кого не попал, только матросу-армянину в челюсть навылет прошла пуля. Такое ранение считается смертельным, но этому парню повезло, ничего не зацепило, только пару зубов выбило. После никаких последствий, только две точки остались на лице. Я это так точно знаю, потому что, когда сам был ранен и прибыл в сортировочный госпиталь в Ленинске, он как раз оттуда выписывался. Ну, мы быстро немца-дозорного уничтожили, но внезапности уже не получилось. Поднялись во весь рост и бросились к окопам противника, где уже раздавались встревоженные крики. Думаете, что «Ура!» кричали? Как бы ни так. Ночью вообще кричать не положено, но мы матом орали. У меня старшиной роты был Нечипуренко, боцман из Одессы, он считался у нас профессором по нецензурной брани. Правда, и его смогли переплюнуть. Мы как-то, еще когда стояли во втором эшелоне, девицу-проститутку прихватили, она в военторге работала, и мы по приказу командования ее с любовником взяли. Так она орала такое, что даже Нечипуренко сказал, мол, он думал, все матерные выражения знает, а оказалось, что далеко не все.

Впереди нас ждало проклятое МЗП. Что такое МЗП? Малозаметное препятствие. Натягивается тонкая стальная проволока метрах в десяти от окопов, очень крепкая, на ней на некотором расстоянии друг от друга делаются колючие ячеечки. Все это красится под цвет местности. Когда противник бежит штыком колоть, то обязательно или носком, или подошвой заденет эту проволоку и валится. И у нас такие МЗП были, и у немцев.