В этот период мне довелось непосредственно работать с начальником штаба бригады полковником Дульцевым, которого у нас назначили уже на фронте. Его посадили в 1937 году, а в 1942-м, когда кадров не стало, выпустили. Он был в три раза умнее Русских, до ареста находился на должности командира корпуса. Старый царский офицер, большая умница, спокойный, выдержанный и грамотный командир. Оказалось, что было очень трудно взять «языка», немцы создали сильную оборону, противопехотная мина от мины находились в тридцати сантиметрах. Казалось бы, не пройти. И вдруг мы нашли полуметровой ширины ровик. Дело в том, что, когда немцы ставили мины, там текла водичка из небольшой речушки. В речку же мину не ставят, она пропадет. А потом ровик высох, и никто из врагов не сообразил, что его также надо заминировать. И мы, разведчики, обнаружили это дело и ночью, строго один за одним, поползли, где можно, передвигались на коленях. Прошли передовую, оставалось буквально несколько десятков метров до позиций противника, и тут как врежет дождяра, и вся вода стала стекать в этот ровик. Было такое впечатление, как будто я приближаюсь к центру земли. Вскоре докладывает мне Коля Литерный, который полз впереди: «Командир, я стволом автомата зацепил грязь». Ну, тут я понял, что дальше ползти бессмысленно, только людей могу угробить. Да еще и одежда вся в грязи, холодно страшно. Первый блин комом, ну чего я буду ходить, погибать и гробить людей ни за что. У нас в разведке был принцип: уж если умирать, то хоть несколько фрицев с собой забрать. Переворот на 180 градусов и обратно.
Прибыли к Дульцеву, все доложили, тот спокойно воспринимает неудачу, говорит, мол, ведите наблюдение и ищите новый проход. А когда мы вернулись, то рассвет уже начался, морозит, мокрая одежда вся замерзла. Мы кое-как высушились, а Дульцев приказал тыловикам хорошенько накормить нас. Представьте себе, как на фронте дорога подобная забота со стороны командира! Потом пошли в другой раз. Проползли незаметно, взяли румына без потерь и притащили к себе. Конечно же, страшно обрадовались, первый «язык» все-таки. Его начинают допрашивать. Спрашивают, сколько дивизий у противника перед нами, одна или две, а он на все вопросы только головой кивает и говорит по-своему: «Да». Тогда генерал-майор Русских встал на допросе, облаял пленного матом и приказал мне: «Сегодня ночью отведешь его обратно!» Так мы и сделали. Все не везло и не везло. Зато в результате третьего выхода нам попался Курт Эмблер, это был большой успех.
Курт Эмблер был полковым казначеем. Он лично раздавал деньги немецким офицерам, а его помощники выдавали жалованье солдатам. А в ту ночь, когда мы вышли на поиск, он своего кореша встретил в одном батальоне, они поддали, вспомнили знакомых девочек. А дальше Курту надо было по нужде выйти, туалет находился в стороне от блиндажа, а он решил за него завернуть, чтобы поближе. И здесь как раз сидела наша группа захвата, которую я возглавлял. И вот Курт Эмблер вышел, мы его взяли легко. Часто многие ребята из войсковой разведки рассказывают, мол, при взятии «языка» бой произошел, чтобы награды получить. Но, как говорили матросы, взять немца – это сосватать, а свадьбу сыграешь, когда его через линию фронта обратно к себе доставишь. И в большинстве случаев это тяжелее, чем брать. Ну, мы перебрались назад тоже удачно, и я сразу же в окопе веду, как матросы говорили, политинформацию. Немецкий язык знал весьма неплохо, особенно подучил военную терминологию. Спросил фамилию, имя, звание и должность, Курт Эмблер все рассказал, даже дополнил, что женат и есть дети, поговорили спокойно, где сейчас живет его семья. И тут ему в лоб заявляю: «Я тебя поздравляю, твоя война закончилась, будешь находиться у нас в плену, там хорошие условия, ты не слушай, что вам Геббельс рассказывает, брешет он. Будешь хорошо жить, вернешься к себе после войны. Чего за этого урода австрийского будешь воевать, Шикльгрубера?» Он рот открывает, весь взволнованный, шоковое состояние, да еще подвыпивший. И со всем соглашается. В результате дал прекрасные показания. Вот это был наш первый настоящий «язык». ИР больше нас на поиск не отправляли, даже запретили это делать, чтобы нас самих в плен немцы не захватили. Но перед самым наступлением мой командир третьего взвода притащил фельдфебеля, который якобы шел сдаваться. Брехал, наверное, ведь всем хотелось свою удаль проявить.
До наступления наша 143-я отдельная стрелковая бригада в боях не участвовала, только один батальон вместе с ротой автоматчиков, которой командовал мой друг Саша Мамаев, провела разведку боем накануне общей атаки. Говорили, что в это время у нас на позициях лично присутствовал Георгий Константинович Жуков, но я его ни разу не видел. Наша бригада тогда входила в 57-ю армию, которой командовал генерал-майор Федор Иванович Толбухин.