Я дрался в морской пехоте. «Черная смерть» в бою

Рано утром 27 февраля 1942 года мы начали наступление, в ходе которого мощной атакой прорвали оборону противника и к полудню продвинулись более чем на два километра. Особенно успешно действовала рота Семена Шварца. Этот молодой лейтенант-танкист начал воевать с первых дней войны, участвовал в знаменитом контрударе 9-го механизированного корпуса, которым командовал генерал-майор Константин Константинович Рокоссовский, под Луцком, после чего был ранен и лежал в госпитале в Елабуге. Из-за отсутствия танков Шварца назначили командиром стрелковой роты. Окружив в ходе наступления немецкий дзот, бойцы роты Семена забросали вражеское укрепление гранатами. Когда рухнула входная дверь, Семен первым ворвался в дзот, но уцелевший фашист взорвал гранату, и Шварц погиб. Потом я был в этом дзоте, у входа лежало пять или шесть наших убитых. У фашистов тоже имелись свои герои, иначе они бы никогда не дошли до Сталинграда. А Шварц мне как раз перед боем рассказывал о том, как он лежал в Елабуге в госпитале, это Татарская ССР. К ним в палату приходила Марина Цветаева, которая читала раненым свои стихи.

К большому сожалению, наши соседи слева и справа в том бою успеха почти не имели. Ни 3-й батальон нашего полка слева, ни 79-я морская стрелковая бригада справа прорвать оборону противника не смогли. Ребята отважно бились, но враг сильно укрепился. Поэтому, когда мы выдвинулись слишком далеко, немцы сомкнули вокруг нас клещи и устроили небольшой «мешочек». Потери были очень и очень большими. Потеряли половину рядового состава и две трети офицеров, а командиров взводов, так тех полегло 95 %. Сталинский устав, он знаете, какой был? Наступает рота, первый взвод, впереди идет командир взвода, за ним командиры отделений, и только дальше цепь бойцов. Взводный кричит: «За мной! Вперед!» Он бежит, несколько командиров отделений следом, а бойцы перекуривают. Так что в результате командиры погибали. Если во второй раз в атаку идет командир взвода – это счастливчик. Ему крупно повезло.

Я был ранен первый раз 28 февраля 1942 года. Бежал мимо окопа, и немец с пяти метров выстрелил в меня. Я его прикладом ударил, он упал, не знаю, погиб или нет, но факт тот, что завалился. И вдруг раз, я сильную боль почувствовал, мне стало страшно. Но эвакуироваться в госпиталь сразу же я не смог, ведь несколько дней наш батальон бился в окружении, пришлось весьма и весьма тяжело.

Затем к нам каким-то чудом пробрался совсем еще молоденький пацан, сержант-связист от командира полка майора Мажулы. Он передал нам приказ выбираться всеми путями из окружения. Мы пошли на прорыв двумя группами. И соседняя с нами группа напоролась на румынский батальон, в результате почти вся погибла, ее возглавлял командир пулеметной роты Коля Музыкин. Геройский парень, солдаты называли его «Чапай», потому что он носил красивый чуб и был похож на легендарного героя Гражданской войны. Перед началом наступления Коля свои пулеметные взводы раздал в три стрелковые роты, каждой по взводу. Так что он очень хотел возглавить отряд прорыва, но в итоге попал в немецкий плен. Мы с Музыкиным встретились в Дербенте в 1989 году на встрече с ветеранами дивизии, и он мне несколько часов рассказывал об ужасах немецкого плена и своей послевоенной судьбе.

После удачного для нашей группы прорыва я решил по дурости остаться в строю, но меня одним из первых на передовой встретил врач, молодой такой парень, он мне так сказал по поводу желания быть на передовой: «Да ты что, спятил? Без руки хочешь остаться? Немедленно в госпиталь!» В итоге меня и еще нескольких раненых отвезли в корпусы Черноморского высшего военно-морского училища, где располагался госпиталь. Все палаты были битком набиты ранеными после тяжелейших боев по прорыву блокады Севастополя. Пролежал дня два, и тут заходит врач, как оказалось, начальник хирургического отделения. У них в операционной закончился наркоз, поэтому он спросил нас: «Ни обезболивающих, ни наркоза нет. Кто будет терпеть, того стану оперировать». Я тут же попросился на стол, а он меня осмотрел и в ответ говорит: «Тебя, хочешь не хочешь, все равно буду резать, иначе правую руку надо ампутировать». Оказалось, что у меня пулей раздробило все, появилось семь трещин, к счастью, кости не разошлись.